ПРОЛОГ

Вечер был дождливый. Дул сильный порывистый ветер, но Лоренс, виконт Горсай, решил пройтись пешком. Ему даже нравилось, что погода полностью отражает его душевное состояние, далекое от спокойствия и умиротворения. Лоренс любил дождь, любил прийти домой, скинуть мокрый плащ, и выпить подогретого вина, сидя у камина.

Путь, уже знакомый ему, так как ходил он тут почти каждый день, пролегал через бедные кварталы, и когда он смотрел по сторонам, то всегда вспоминал Индию. Нищая страна с ободранными жителями и голодными детьми, копошащимися в грязи. Англия недалеко ушла от Индии, думал он, рассматривая покосившиеся обветшалые дома, только солнце тут редкий гость на небосклоне. Он не боялся ни черта, ни бога, и, срезав путь через бедный квартал, вскоре оказался близок к дому. Вода хлюпала в ботинках, стекала со шляпы, но он не унывал. И не в такие переделки попадал он за долгие шесть лет, что не был в Лондоне.

За последние месяцы виконт был частым гостем в подобных местах. Со дня своего возвращения в Англию и с того страшного момента, как он узнал, что Лили исчезла из отчего дома шесть лет назад, будучи на сносях. Его тихая нежная Лили... Он не ожидал, что поездка его затянется так надолго, а тайный брак их так и не станет явным... Только он был виноват в том, что святоша-мать выставила его девочку однажды под дождь. Куда она пошла? Почему не пошла к его родне, не сказала, что ждет ребенка, не написала ни строчки? Да и знала ли она, куда писать? Сердце его сжалось, как всегда, от этих мыслей. Он вернулся и искал ее по всему Лондону, но Лили исчезла. Исчезла, будто растворилась на темных туманных улицах, навсегда превратившись в призрак.

Все его письма до нее не дошли. Все письма, где он заверял ее в любви и молил подождать. Еще полгода, еще год... Где она была все это время?

Свернув за угол и пройдя еще немного, Лоренс оказался в квартале, где жили более-менее зажиточные горожане. Те, которые научились хоть как-то сводить концы с концами. На улице было безлюдно – еще бы! В такой дождь и ветер! Редкие прохожие кутались в плащи. Но вот у ограды одного дома под небольшим козырьком виконт вдруг заметил маленькую скукожившуюся фигурку. Когда он поравнялся с нею, фигурка разогнулась, и можно было разглядеть, что это совсем маленький мальчик, лет пяти-шести. Он робко протянул ручку и что-то пролепетал, с трудом шевеля дрожащими от холода губами.

Виконт на секунду закрыл глаза. Видения его снова воплотились в жизнь в виде этого ребенка, который на дожде просит есть. Его сын может так же просить есть где-то в темноте этого города...

– Кто ты? – спросил Лоренс, присев на корточки и разглядывая малыша, – и где твоя мама?

Сердце его дрогнуло. Он так искренне желал, чтобы поиск его наконец закончился, что ему показалось, что лицо ребенка напоминает ему знакомые черты. В любом случае его нельзя оставлять здесь, вдруг решил Лоренс. Тут его смерть. И в память того, другого мальчика, что где-то бродит за руку с мамой и просит милостыню, он готов спасти этого. Но не бросать поиски.

Мальчик заплакал, закрыв глаза маленькими ручками.

– Мама заснула, – сказал он, всхлипывая, – и ее унесли куда-то. Она долго-долго спала! А меня выгнали, мне там больше жить нельзя!

– Иди-ка ко мне, – виконт встал и взял ребенка на руки. Малыш совсем замерз. Лоренс завернул его в плащ и прижал к себе, – теперь показывай, где ты жил.

Мальчик говорил очень правильно. Так не говорят дети из бедных кварталов. Странно, подумалось Лоренсу, что он оказался на улице. Глаза у него были огромные и голубые, опушенные длинными темными ресницами. Очень красивый ребенок. И судьба его похожа на судьбу того, другого, если он не успеет спасти Лили...

– Как тебя зовут?

– Артур, – малыш посмотрел на виконта, – а тебя?

– Лоренс, – ответил тот и улыбнулся ребенку, – ну, а дальше куда идти?

Тот показал на невысокий трехэтажный дом, зажатый между двумя другими домами повыше.

– Мы тут жили. На первом этаже.

Виконт постучал. Дверь открыла женщина средних лет, высокая и худая. Заметив ребенка, она удивленно смотрела то на него, то на богатого господина, который держал его на руках.
– Что вам угодно, сэр? – голос был скрипучий и немного гнусавый.

– Вы хозяйка этого дома? – спросил виконт, входя.

Женщина отступила, пропуская его в холл. Пахло гнилью и сыростью, но тут было теплее, чем на улице, и сюда не проникал ветер. Лоренс поставил мальчика на пол.

– Я хочу узнать все о его матери, – сказал он, – и если осталось что-то из ее вещей, то вы очень обяжете меня, если отдадите их мне, – он протянул ей золотую монету, от чего женщина вдруг стала сама любезность. Настолько разительная перемена настроения внушила ему отвращение.

– Ох, сэр, она ведь недавно совсем отошла. Долго болела. И все писала, писала письма! Только ответа не получала! Один только был ответ. У меня ее последнее письмо так и осталось не отправленным… Я вам его могу дать! Ведь она уже умерла, а письмо-то денег стоит. Вот я и решила, что оно уже не нужно. И если пожелаете, то могу отдать вам узел, что остался после нее. Там совсем ничего ценного нет!

– Отдайте.

Лоренс погладил мальчика по голове. Тот жался к нему и испуганно косился на хозяйку дома.

– Да-да, господин, сейчас отдам! – она исчезла где-то за дверью, потом вышла с небольшим узелком в руках.

Лоренс взял узел. Потом посмотрел на женщину в упор. Некоторое время он беззастенчиво ее рассматривал.

– Что вам угодно, господин? – наконец спросила она.

– У вас есть дети? – спросил он.

– Нет. Я не замужем, господин.

Виконт некоторое время молчал.

– Ну, и слава Богу, – сказал он наконец, – Господь знает, кому он может доверить жизнь ребенка.
И пока она соображала, что бы это значило, Лоренс развернулся, хлопнул дверью и вышел в дождь.

Ветер ударил в лицо, но на этот раз ему показалось, что тучи готовы развеяться. Мальчик крепко сжимал ручками его шею.

Пока он нес мальчика, тот пригрелся под его плащом и начал клевать носом, а около дома совсем заснул. Горничные, которые сбежались, узнав о ребенке, хлопотали над спящим мальчиком, а Лоренс смотрел на него и размышлял. В узелке его матери было немного детских вещей, Библия, несколько книг, в основном романов, какие-то письма и миниатюрный портрет, завернутый в кружевной платок.

Лоренс скинул мокрый плащ, снял промокшую обувь, переодеваясь в теплые домашние туфли. Стало тепло и приятно, он подошел к камину и разложил на столике вещи из узелка. Письма он отложил в сторону, не зная, позволено ли ему читать чужую корреспонденцию, а портрет развернул и повертел в руке, переворачивая его правильным образом.

С портрета на него смотрел молодой офицер в красном мундире, улыбающийся беззаботной улыбкой. Руки Лоренса вдруг задрожали и выронили миниатюру, которая упала на плиты и покатилась по ним, а он следил за ней взглядом, и сердце его, кровоточа и разрываясь на части, катилось следом.

Потому что это был его портрет.