I. Случай в Синицыно

1. У бабушки

Максимка безмерно радовался тому, что наконец-то едет к бабушке, в село Синицыно.

Он с нетерпением ждал этой поездки весь год! Даже воспоминания о соседских страшных гусях (у самой бабули жили только курицы), от которых он не раз убегал с отчаянным визгом, а однажды – даже с дырой в штанах на попе, не портили этой безудержной радости предвкушения. Ещё бы! Ведь лето у бабушки – это значит, бухаться с разгону в сено, обливаться холодной и звонкой водицей из умывальника прямо на улице, пробуя на вкус отдающие ржавчиной капли! Кушать на завтрак и полдник бабушкины пышные оладьи с яблочным, малиновым и сливовым вареньем (у бабушки вареньев всяких – ууух! – целое подземелье), таких оладий нигде больше нет!

А ещё бабушкины каникулы – это весёлый пёсик Полкаша, который никогда-никогда не укусит, всегда принесёт брошенный мяч или палку, будет глядеть на тебя радостно-радостно блестящими щенячьими глазами и вилять своим дворняжьим хвостом, словно ты один для него на целом свете! Это купание в речке, совсем непохожее на чинное плаванье в школьном бассейне, куда Максимка ходит в городе. В речке водица быстрая, журчащая, свежая, и пахнет куда приятнее! Ну и конечно – лес. Лес – это не только ягоды и грибы, как, наверное, думают несведущие городские жители. Нет, это ещё и постройка шалашей из палок и листьев, игры с беготнёй среди берёзовых стволов, через которые магическими лучами просвечивает вечернее солнце. Овраги, каждый из которых Максимка знал, как свои пять пальцев, и в которых частенько устраивал тайники и «базы». Короче, там, впереди – Максимку ждал совсем иной мир, и он был для мальчика сродни внеземному.

В первый же день, обегав и облазив каждый уголок в бабушкином доме и во дворе, удостоверившись, что всё на месте, – он обратил вожделеющий взгляд в сторону леса. На краю села располагалась, как он помнил, дача тёти Маруси – её так смешно и по-старомодному называли ребята, а она и не возражала, наоборот, ей, похоже, нравилось. Тётя Маруся приезжала каждое лето из города, выращивала на грядках у дома зелень и ягоды, ухаживала за вишнями и сливами, которые росли в её дворе. С нею приезжали две смешные девчонки: Яна и Аня, близняшки. Максимку и других ребят всегда угощали тёти-Марусиными ягодами. За её дачей культурные, ухоженные плодовые деревья переходили в дикие заросли боярышника и ранеток, а потом, постепенно, – в настоящий лес. Светлые берёзки постепенно сменялись тёмными ёлками, и в глубине его становилось по-настоящему темно и страшно – всамделишный сказочный «дремучий лес». Максимка, правда, уже вырос большой: в сказочки больше не верил и не играл. Парню исполнилось в этом году целых тринадцать лет! В таком возрасте принято интересоваться научной фантастикой, а не бабкой Ёжкой с Кощеем и Дедом Морозом. Но лес по-прежнему манил, как иная планета.

— Баб Шур! – Максимка кивнул головой в сторону шумящих деревьев, видневшихся за границей села, и, проглотив большой кусок оладья, спросил: – Можно я в лес погуляю?

Бабушка вздрогнула отчего-то, повернула к нему своё морщинистое, словно сушёный чернослив, лицо, и нахмурилась.

— Максимка. В лес нельзя, – сухо сказала она.

Мальчишка прямо с лица спал.

— Как – нельзя?! Почему?!

— Нельзя в лес, – повторила бабушка. – Никому туда теперь нельзя, можно умереть. Гиблый лес этот стал, смертью от него веет!

— Ну что ты, баб Шура. Сказками меня пугаешь, – пренебрежительно хмыкнул Максимка. – Я не маленький уже.

— А это и не сказки! – старушка подошла, склонилась вплотную к его лицу и строго, без тени насмешки произнесла: – Соседский Гоша, вон, тоже не поверил, сунулся туда – потом как начало его рвать! Лежал, бедняга, три дня больной, не вставал даже. Не знали, что за болезнь у него. И увезли его в город, к врачам. Больше никаких детей к нам не приезжало. И я твою мать отговаривала – да всё-таки приехал ты. Тогда заруби себе на носу, что в гиблый лес – ни шагу! Можешь в речке купаться, за вишнями лазить, в поле гулять – хватает забав. Зачем тебе этот лес дался? У нас в селе теперь худо… Кто может – вообще уезжает отсюда. Я-то, старая, никуда уже не денусь… Так вот, запомни: никакого леса! Если уж так тебе хочется, можем дядю Валеру попросить, чтоб свозил тебя в другой лес, что за речкою. На лодке заодно покатаешься. А туда – не ходи!

Она кивнула в сторону леса с таким недобрым прищуром, как на что-то никудышное и негодное смотрят.

«Вот это дела… – разочарованно подумал Максимка. – И когда это лес успел гиблым стать? В прошлом году, помню, прекрасный лес был. С грибами и ягодами, как положено. И я в нём гулял, и мальчишки тоже. И не рвало никого, разве только от немытых ягод, может».

— И давно это началось у вас? – спросил он вслух.

— Да как раз этим летом. Еще вначале ходили по лисички да по ягоды люди. А потом как лихо отвернуло: кто ни пойдёт – тем плохо, кто тех ягод ни съест – та же болезнь, – бабушка задумалась на минуту. – И главное, как странно… Вроде и не сразу, как если отравиться. А сначала вроде всё и ничего – а через несколько дней заболевают. Как бы наше село не опустело совсем…

— Так что же это, выходит, если не злое волшебство? – не унимался внук. – Какой-то яд? Или вирус? Или ещё что?

— Ай, да не знает никто! В том и самая напасть, – махнула рукой пожилая женщина.

— Ну, врачи-то что говорят?!

Снова махнув рукой, старушка удалилась в дом.

Весь день Максимка слонялся сам не свой. Обегал всё село Синицыно. И точно: никаких детей не встретил! Старики – и те хмурые ходят, будто в тоске. Многие дома стоят заколочены. Местами кажется, что попал в деревню-призрак. Как из фильма ужасов! «Это что же, я тут один весь месяц буду?! – с досадой подумал мальчишка. – А с кем играть?» Печальней всего выглядела тёти-Марусина дача. Заброшенные грядки заросли бурьяном, редкие клубничины торчали в сорняках. Вишни и сливы никто не белил от паразитов, тропинки неутоптанные едва различались среди буйствующей травы. Даже заборчик, всегда на Максимкиной памяти ровный и красивый, покосился с внешней стороны и лежал почти на боку. Краска на нём облупилась и казалась островками лишайника на сыреющем дереве. Будто бы лес захватывал новые территории, стремясь стереть дачу с лица земли. Гиблый лес…

А почему он стал гиблым? Кто в этом виноват?! Максимкино сердце сжималось от несправедливости. Никто не знает – а когда узнает?! Нетерпение не давало покоя, и хотя по другую сторону деревни по-прежнему было полно развлечений, мальчику хотелось не их. Хотелось прямо сейчас бежать в этот проклятый гиблый лес, чтобы самому во всём разобраться, не тратя зря ни минуты! Найти того лешего, что решил извести здесь людей, и надавать тому по мордасам. Или найти завод, который портит здесь воздух. Или химическую бомбу. Или… да пусть хоть что! Главное – действовать. «Вот если бы не уехал тот Гошка… я бы его расспросил, что он там видел», – мечтательно рассуждал Максимка. Целый день пробегав по селу, он долго не мог заснуть. В голове рождались всё новые гипотезы о том, что же отравило лес. Он садился в кровати и выглядывал в уже потемневшее окно. Силуэты деревьев качались под ветром, словно зазывая к себе… На душе становилось одновременно волнующе и страшно.

Наутро, позавтракав манной кашей (увы, оладушки уже кончились), Максимка выбежал во двор и увидел своего четвероногого друга, Полкашу, который что-то тащил в пасти. Пёс приволок добычу прямо на крыльцо и, разжав челюсти, призывно гавкнул два раза. Хвостик его так и хлестал по бокам. Птица, пойманная собакой, выглядела немного странно, и даже страшновато – но по ярко-красным надбровным дугам даже городской житель мог её узнать.

— Баб Шур, баб Шур! Смотри! Полкашка настоящего глухаря притащил!

Выйдя на крыльцо, бабушка придирчиво осмотрела дичь, не притрагиваясь к ней, однако, и нахмурилась.

—Это тетерев, – заключила она, пнув тушку ногой в старом ботинке. – Птица больна, не стоит нам к ней прикасаться.

— Ну вот… – Максимка разочарованно сник.

Он и сам видел, что у «глухаря» не хватало больше половины перьев, а на обнажившейся коже виднелись кровоточащие язвы – но подумал, что это просто собака его потрепала. Налившийся кровью красный глаз на вывернутой голове с раскрытым изогнутым клювом глядел на Максимку неестественным, потусторонним взглядом. По спине пробежали мурашки. Бабушка принесла огородную лопату и велела внуку выкопать яму на отшибе села, куда они сбросили птичью тушку и забросали землёй. Полкаша бегал вокруг, припадая на задние лапы, но особо не возражал: наверное, подумал, что хозяева решили приберечь птичку на чёрный день, как он иногда закапывает свои косточки. Чтобы не расстраивать собаку, баба Шура вынесла ему полную миску куриных костей во вчерашнем бульоне.

— Баб Шура, – спросил Максимка за завтраком. – Тетерев заболел той самой болезнью, что и люди, которые ходят в гиблый лес?

— Ох, не знаю. Вполне возможно, – отвечала старушка. – Кто знает, как оно передаётся. Лучше поостеречься.

Вчера Максимка постеснялся, но теперь твёрдо решил расспросить людей в селе. Проще вышло бы, если бы среди них были дети… Но мальчик лишился покоя с того самого часа, как услышал о гиблом лесе. Надо было решиться и заговорить со взрослыми, а то ведь он снова ночью не заснёт. И эти зловещие колышущиеся деревья в окне… И Максимка решил подкатить к дяде Валере, своему знакомому – с ним вроде не так боязно.

— О, кого я вижу! Макс! – бородатый дядька с брюшком, одетый в высокие рыбацкие сапоги и камуфляжный костюм, развёл руки в стороны, добродушно улыбнувшись пострелёнку. – Какой здоровый вымахал! Ты, верно, скоро бороду отрастишь, как у дяди Валеры? И давно ли в наших краях?

Он, похоже, только что вытащил лодку из воды и привязал её, перевернув кверху днищем. В ведре ещё били хвостами несколько рыбёшек: похоже, успел порыбачить с утреца. Большая, пахнущая рыбой ручища взъерошила вихры у Максимки на макушке.

— Вчера только приехал, – прижмурив глаза и сразу снова взглянув на рыбака, признался Максим.

Дядя Валера вынул из кармана пакетик и, сунув туда пару мокрых, ещё трепещущих и разевающих рты рыбин, вручил пареньку.

— На-ка, пусть Шура рыбки пожарит тебе. Хочешь, небось, на лодке прокатиться? Я угадал? Давай на завтра утром условимся? О-окей? – он прищурился и потешно растянул «модное» иностранное словцо.

Максим не удержался от смешка.

— Спасибо, дядь Валера. Только… я не совсем за этим… – он собрался и, следуя за дядей в сторону села, осторожно спросил: – Вы ходили… в гиблый лес? Видели, что там такое?!

Мужчина сразу посерьёзнел.

— Нет. Не видел. А кто видел – того в живых уже нет. Шарапов, наш сосед, туда за грибами ходил. Одним из первых ещё. Когда только пошла вся эта мутотень… Пришёл вроде нормальный. Говорил… да ни к чему тебе знать, Макс. Ни к чему. И думать забудь про лес про этот… Потом начал блевать. А потом… его и увезли на скорой. Умер он. И дом его пустой стоит.

— Умер?! А… А Гошка?! Он тоже умер, что ли?! Баб Шура говорила… – Максим так и замер с вытянувшимся лицом.

— Мальца в город увезли, ничего мы не знаем…

Оказывается, от этой болезни ещё и умирают! Теперь не мудрено, что все так боятся.

— А может, он просто старенький был, ваш Шарапов? От старости, может, умер? – с вкрадчивой надеждой в голосе переспросил Макс.

Дядя Валера только кисло усмехнулся вместо ответа.

— А что он рассказывал? Про гиблый лес? Ну расскажи, дядь Валера! – не унимался мальчик.

— Ладно… Расскажу, только затем, чтобы ты сам не удумал соваться туда. Мамку свою пожалей! Представь только, тебя в больницу повезут, кровью блюющего – как она испугается?

«Ещё и кровью!» Ему вспомнился разинутый клюв облезлого тетерева… измазанный запёкшейся багровой грязью. Наверняка не раз ещё будет сниться в кошмарах.

— А говорил он… что лес погибает, – продолжал тем временем дядя Валера. – Деревья, мол, там в чаще пожелтели и высохли. И трава – тоже. Насекомые ползают, а зверей не видно. Точнее, живых зверей. Зато то и дело попадаются… мёртвые. Зайца, вроде, мёртвого он подобрал. И у того кровь изо рта будто шла перед смертью. И шерсть вылезала. Клочками валялась вокруг.

«Точно, как наш тетерев!» – ужаснулся Максимка.

— У деревни вроде лес и нормальный, а если зайти подальше – там всё сухое и гиблое, нет жизни там. И животные, и птицы умирают, – рассказчик глянул ещё раз на юного слушателя из-под кустистых бровей пугающим взглядом. – И люди.

2. Дух гиблого леса

Солнце ещё только начинало всходить, окрашивая небо над селом розовыми и оранжевыми огнями, когда Максимка уже стоял возле леса, задрав голову и с суеверным трепетом в душе наблюдая за колышущимися на ветру кронами деревьев. Лес призывно шумел, где-то ухали ночные птицы… Он казался огромным бесформенным существом с ненасытной утробой, которое поджидает свои жертвы, заманивает к себе, лишая покоя и сна, чтобы потом высосать душу и убить… Мальчик взял с собой только перочинный ножик да бутылку воды, рассовав всё это по глубоким карманам спортивных штанов. На себя он напялил резиновые сапоги, куда заправил штаны, и олимпийку с капюшоном, из-под которой торчал козырёк бейсболки. На всякий случай закрыл рот и нос высоким воротом свитера. Вдруг смертоносный вирус распространяется по воздуху? Не противогаз, конечно, но хоть какая-то защита… Главное ничего в лесу не трогать – рассудил Максимка. Может быть, если он не будет касаться ни земли, ни травы, а уж тем более собирать здесь грибов или ягод – это уменьшит риск заражения? Ни в чём нельзя было быть уверенным, и это пугало до трясущихся поджилок. Но одновременно неизвестность манила его, как родник.

Собрав всю волю, он заправил олимпийку в штаны для большей герметичности своего «костюма» и решительно шагнул вперёд, под сень лиственных деревьев. Он не раз уже бегал здесь в прошлые годы и хорошо знал, где какие места: где земляника, а где малина. Где какой овраг и где есть удобные деревья, чтобы строить шалаш. Сейчас, конечно, было не до игр. На всякий случай, чтоб не заблудиться и не пропасть, он помечал стволы некоторых деревьев, делая зарубки ножиком. Вроде бы, все пугающие рассказы касались лишь тех, кто вернулся и заболел, о пропавших в лесу ничего не говорилось – но осторожность не бывает лишней.

Сперва лес казался вполне нормальным. Максимка узнавал знакомые места. Деревья шелестели, птицы пели в их ветвях, кусты зеленели вокруг, а в траве проглядывали то листочки земляники (ягоды уже прошли), то трилистники кислицы, то топорщащиеся своими салатовыми щётками плющи. Но вдруг на глаза попалось нечто необыкновенное. Простая вроде бы берёза – только листья её были сплошняком жёлтыми, словно лишь для этого дерева уже наступила осень. Пройдя немного глубже в лес, Максимка подмечал всё больше и больше «осенних» деревьев, и в конце концов будто совсем перенёсся в иное время года. Погода, хотя, оставалась по-летнему жаркой. Рассветная прохлада уже отступила, и в своей плотной экипировке мальчик потихоньку начал потеть. Небо над головой было пасмурным и хмурым. Трава под ногами становилась по мере углубления в чащу всё более и более сохлой. Зелёные оттенки исчезли, сменившись желтизной, рыжим и коричневым цветами заката природы.

Под ногами попалась мёртвая полёвка. Потом ёж. Синички. Мёртвых животных было подозрительно много… Максимка осторожно принюхался через вязаную ткань, не решаясь убрать воротник с лица: никаких подозрительных запахов, обычные ароматы леса. Носки его сапог начали уже зарываться в опавшие коричневатые листья, словно перемещение во времени продолжалось, и осень вокруг всё больше клонилась к зиме. Постепенно начали появляться совершенно голые деревья. Ветви их, странно искривлённые, напоминали жилистые, узловатые руки старых ведьм, точно заломанные в предсмертной мольбе.

Мальчик остановился. Впереди, бестравный и высохший, лежал абсолютно голый лес. Хмурое, потемневшее небо проглядывало сквозь безлистные ветви, ветер свободно гулял меж стволов, заунывно воя. А в стороне, всего в нескольких шагах от Максимки, неподвижно лежала целая туша оленя. Сердце заколотилось, и первобытный ужас склизким комком подступил к горлу. Тело охватила непроизвольная дрожь, а ноги как будто приросли к земле. Вокруг царила смерть. Гиблый лес.

Максиму показалось, будто за ним наблюдают. Странное чувство незримого присутствия: хотя ведь вокруг будто и негде укрыться. Быть может, это тот самый вероломный дух, убивающий здесь путников? И вдруг… мальчик услышал голос. Высокий и тонкий, он словно принадлежал ребёнку и доносился одновременно с разных сторон, шёл будто издали. Сперва Макс не понял, что именно он говорил, а потом с изумлением осознал, что говорят… по-английски! «Уходи, – перевёл про себя Максим. – Ты умрёшь». Ещё что-то незнакомое… «Уходи!» Он отступил на шаг и поймал глазами странный символ, накарябанный на лишённом коры участке голого дерева. Раскрыл рот… Мозг, скованный страхом, работал плохо, но всё же, ему удалось задать на английском один вопрос:

— Ху… а ю?!

(«Кто ты?»)

Он не особо надеялся, что дух ему ответит. Голос вышел изломанным и хриплым от страха. Он искал его глазами, этого незримого за голыми, облезлыми стволами англичанина, и иногда ему казалось, будто что-то мелькает промеж них – но никак не удавалось поймать это нечто в поле чёткого зрения.

— Илия, – вдруг отчётливо прозвучало одно слово.

— А я – Максим… – на автомате, заплетающимся языком отозвался Максимка.

«Илья?! – мысленно поразился он. – Илюша?» И снова – «Уходи». Этот английский Илюша говорил что-то ещё, голос по-прежнему доносился как будто со всех сторон, но Максим плоховато знал язык, чтобы всё разобрать… Наконец, дрогнув, он развернулся и сломя голову бросился прочь. Раскат грома прогремел с небес прямо над головой, и тучи набросились на гиблый лес яростными потоками дождя.

Максимка бежал до самого дома. Спотыкался, падал в грязевое мокрое месиво, пачкая одежду, поднимался и снова продолжал бежать. Когда он появился на пороге, бабушка успела уже проснуться и неслабо испугаться отсутствию в здании внука. И вот он тут как тут: стоит на дощатом полу прихожей, и ручейки воды текут с насквозь промокшей одежды, собираясь в грязную лужу. А лицо вытянутое, бледное, с чумазыми разводами на лбу и щеках… Точно парень увидел привидение!

— Максимка! Ты где был?!

— На… на речку ходил, – ляпнул он первое попавшееся, не сообразив, насколько глупо оно звучит.

— В таком виде?! Максимка, ты что же… Ты что же, в лесу, что ли, был?!

Бабушка кинулась было к внуку, но тот вдруг лихорадочно забормотал и принялся стаскивать с себя мокрые тряпки.

— Подожди, подожди, одежда… Он что-то про одежду говорил… Дурацкий английский!

Он скинул всё прямо в лужу на полу, оставшись в одних только трусах, и посмотрел на бабу всё ещё расширенными от возбуждения глазами.

— Наверное, одежду надо… закопать?! Как того тетерева?

— Что?.. Что ты такое несёшь? Кто говорил? – ничего не понимала баба Шура.

— И… лия.

— Илия?.. – старушка прикрыла рот рукой, сорвавшись на шёпот. – Это же пророк святой!

— Да какой пророк? Он же – мальчик! Баба Шура, дай телефон! Мне...

Конец ознакомительного фрагмента Купить книгу