Война в наследство  

Часть 1

Глава 1

Бланди. 10 августа 1572 

В небольшом городке в десяти лье от Парижа царило небывалое оживление, в замке Бланди-Ан-Бри , принадлежащем Бурбонам , сегодня были подняты флаги короля Наварры и принца Конде, а такое количество собравшихся именитых господ, сплошь протестантов, не видели здесь уже лет пятьдесят.

В соответствии с уложениями Сен-Жермен ского мира, заключенного два года назад и завершившего кровопролитную войну между католиками и гугенотами во Франции, протестанты не имели права совершать обряды, будь то венчание или похороны, в самом Париже. Для торжества еще при жизни наваррской королевы Жанны д’Альбре выбрали Бланди-Ан-Бри . Он располагался ровно на установленном договором расстоянии от столицы.

Но еще в начале лета королева Наварры и Гаспар де Колиньи собирались заставить короля Карла IX пересмотреть условия мирного соглашения хотя бы в отношении высокопоставленных аристократов и принцев крови. Но королева Жанна скончалась в июне от скоротечной болезни, как признали официально. А адмирал Колиньи, слишком занятый проектом новой военной кампании против испанцев в Нидерландах, не нашел времени для того, чтобы вспомнить об их намерении .

Поэтому свадьбу его высочества Генриха де Бурбона, принца Конде и Марии Клевской, маркизы д'Исиль, решили праздновать в заранее выбранном и оговоренном Бланди-Ан-Бри .

Жених и невеста знали друг друга с детства. Оба воспитанники Жанны д'Альбре. Оба протестанты. Договоренность об этом союзе была давней, но ни один из тех, кто ее заключал, не дожил до этой свадьбы. Ни Франсуа де Невер, отец невесты, ни Людовик Конде, отец жениха, ни наваррская королева.

Памятуя о трауре по случаю смерти Жанны, свадьбу собирались отложить. Об этом шли разговоры. Но стремясь выполнить ее последн юю волю, не решились. Тем более что за этой свадьбой должна была последовать другая, откладывать которую никто не собирался.

Екатерина Медичи, стремясь продемонстрировать свои добрые намерения, прислала в качестве подарка пятьдесят тысяч ливров и личные пожелания крепкого союза, который пойдет на пользу обеим партиям.

Конде женился на младшей дочери герцога Неверского, тогда как Генрих де Гиз взял в жены старшую годом ранее. Девушек делали залогом мира между двумя враждующими семьями. Как брак Генриха Наваррского и Маргариты Валуа должен положить конец расколу внутри Франции.

А окончание внутренней войны вело, наконец, к заключению договоров с Нидерландами и Англией, помощи против испанцев Вильгельму Оранскому во Фландрии, и кампании на юге, в Верхней Наварре, отвоевать которую не получалось вот уже на протяжении почти полувека. И Колиньи, занятый теперь планированием сразу двух военных кампаний также поддержал решение завершить траур ради политической выгоды.

На церемонии в просто украшенной протестантской церкви Сен — М орис, жених и невеста дали ответы священнику не глядя друг на друга. Ее светлость Мария Клевская маркиза д’Исиль, увлеченно разглядывала узор своих кружевных перчаток. А его высочество откровенно скучал, слушая речь пастора и не ощущая особой торжественнос ти момента. Д аже самые значимые события в жизни становятся пресной рутиной, если твердить о них человеку годами, убеждая его, с одной стороны, в неизбежности грядущего, а с другой, набивая оскомину до такой степени, что у непосредственных участников события возникает только одно желание: чтобы все это поскорее закончилось.

Они казались настолько неподходящей друг другу парой, что многие жалели невесту. Мария Клевская была настоящей красавицей. Этого не мог скрыть даже скромный протестантский наряд. Ее волосы цвета темного золота, тщательно уложенные в сложную прическу и прикрытые вуалью, могли внушить зависть даже придворным дамам и фрейлинам Екатерины Медичи. Лицо с большими выразительными карими глазами, изящными чертами, легким природным румянцем и четко очерченными губами цвета спелой смородины, вызывало восхищение. С него никогда не сходило мягкое, наивное выражение. А точеная фигура и осанка приковывали к ней взгляды.

А вот ее жениха, которому Мария доставала едва ли до плеча, нельзя было назвать красавцем. Худощавый, но при этом высокий, он не унаследовал ни красоты матери, ни обаяния отца, но, между тем, был похож на них обоих. От Людовика де Бурбона Конде ему достался рост и рыжие кудри, которые он предпочитал стричь коротко, а от матери серо -з еленый цвет глаз и пронзительный взгляд, частенько казавшийся пристальным и неприятным. Всем цветам, даже принятым у протестантов лиловому и серому, Конде предпочитал черный, полагая, что в сочетании с его рыжиной любой другой колет будет выглядеть аляповато . И этому своему выбору не изменил даже на собственной свадьбе.

К тому же Мария была, по мнению многих, легка и мила в общении. А ее жених слыл человеком неразговорчивым, нелюдимым и скучным среди тех, кто мало его знал.

Существовала у этого и другая сторона. Адмирал де Колиньи считал, что молодой принц Конде , – человек разумный, склонный анализировать ситуацию и просчитывать свои действия. И именно этих качеств недостает его кузену, королю Наварры.

А Жанна д’Альбре замечала, что ее воспитанница слишком мнительна и неспокойна, что частенько выливалось недовольством на головы слуг и камеристки.

Мария была уверена, что их неловкий обмен кольцами (Конде уронил то, которое должен был надеть на палец невесты) запомнят надолго и будут припоминать, пересказывая друг другу. Наверное, предчувствие, что этот момент обязательно высмеют ее сестры, занимающие весьма завидное положение в Лувре, печалило ее сильнее всего. Успокаивало лишь то, что ни Анриетта де Невер, ни Екатерина де Гиз на свадьбе не присутствовали. Обе замужем за католиками, и их мужья настолько ярые противники протестантов, что смириться с милостью короля в адрес последних они не могли почти два года. 

Но ведь кто-нибудь обязательно расскажет. Герцог де Ла Форс , например, не отличающийся умением держать язык за зубами. Или д’Обинье, с которого станется сочинить какой -нибудь каламбур или стишок.

Кроме того, ее жених снова нарушил правила церемонии, после слов пастора поцеловав ее в щеку, по -б ратски. Правда, тут она не была в обиде. Ведь сама сделала все, чтобы поцелуй был не в губы. А он лишь пошел у нее на поводу. С одной стороны Мария получила то, чего хотела (или не получила как минимум того, чего не хотела), а с другой теперь у нее появился повод при случае сказать супругу колкость. Конечно, она знала, что есть вещи этим днем и, тем более, ночью, от которых ей не избавиться никакими манипуляциями. Хотя, пожалуй, Конде сам был бы не прочь их избежать. 

Привычка помнить о том, что они обручены, никак не влияла на их чувства, больше похожие на то, что испытывают близкие родственники, вынужденные общаться и поддерживать дружеские отношения. И им частенько напоминали, что при их высоком положении , – это большая редкость и большое везение, быть знакомыми до свадьбы, да еще и так долго. 

Так или иначе, в зал, также скромно украшенный, в соответствии с протестантской традицией, супруги вошли рука об руку и заняли отведенное им почетное место, чтобы иметь возможность принять поздравления от присутствующих гостей и посланников королевского двора, первым среди которых был маркиз де Вильруа, личный секретарь короля Карла IX. 

– С колько же нам ещё так стоять , – одними губами произнесла Мария.

Анри не услышал, а , скорее , почувствовал, что она сказала. 

– Ч ас. Быть может полтора , – ответил он также тихо , – если вы устали, об этом можно объявить в любой момент...

Мария Клевская, маркиза д'Исиль, принцесса Конде бросила на своего мужа полный негодования взгляд.

– И как это будет выглядеть, ваше высочество? 

– Т ак, будто вы утомились, слушая поздравления кор оля по поводу вашего замужества , – едва заметно пожал плечами Конде.  

Посланник Карла IX закончил читать длинное письмо, адресованное молодой паре и поклонился. Анри ответил ему кивком, а Мария сделала лёгкий реверанс. Поздравление и впрямь звучало доброжелательно и почти душевно. И, похоже, было написано самим королем, а не его секретарем. Однако, никто из Валуа не посетил это торжество в предместьях Парижа, сославшись на большую занятость в подготовке к следующей свадьбе. 

– П ередайте его величеству наше глубочайшее почтение и благодарность за столь теплые слова. 

Маркиз де Вильруа снова поклонился, произнес несколько ничего не значащих слов, уступил место следующему посланцу и смешался с гостями в зале.

– М аркиз де Сен-Сюльпис , – представил распорядитель , – доверенное лицо герцога Ангулемского, герцога Анжуйского и Овернского, первого наследника его величества короля Карла IX Валуа. 

Если де Вильруа всегда оставался в первую очередь дипломатом, для которого сдержанность, как в одежде, так и в манерах, значит все, маркиз де Сен-Сюльпис, приближенный герцога Анжуйского, в ярко — к расном колете и таких же буфах с атласной и кружевной отделкой, выглядел даже на фоне прибывших на свадьбу в Бланди католиков, слишком броско и нелепо.

– М ой господин, его высочество, герцог Анжуйский , – проговорил Сен-Сюльпис, делая паузу после каждого произнесенного слова , – выражает свое восхищение и . ..

– Т от случай, когда радуешься, что такая высокопоставленная особа прислала замену , – снова зашептала Мария.

– В ам чем -то не нравится Генрих Анжуйский? 

– Я не понимаю, как с ним себя вести. Что говорить? Как отвечать ? Наверное, он меня даже пугает , – призналась она и тут же, болезненного скривившись, прошептала , – б оже мой, этикет придумал тот, кто считает, что чтобы выказать кому -то уважение мы должны страдать. 

– В ы можете снять туфли , – предложил Конде , – этого все равно никто не заметит. 

– Б ольше ни за что! Тот ужасный позор я никогда не забуду! И то, в каком положении я оказалась из-за . . . – она не закончила, увидев выражение лица Конде , – вы еще и смеетесь, ваше высочество!

– Я не смею, ваше высочество. Постойте , – последнее слово было сказано громко и обращено к Сен-Сюльпис у. Посланник герцога Анжуйского замолк на полуслове, глядя как принц Конде делает знак своему камердинеру, а потом усаживает на принесенный им стул свою жену.

– П рошу вас, мадам , – сказал он ей тихо, и обратился к посланцу , – Продолжайте, пожалуйста .

Мария Клевская все также сияя лучезарной улыбкой, опустилась на стул. Ее муж стал позади, опершись на украшенную золотой инкрустацией спинку. 

– М ы нарушаем этикет, мессир , – шепнула Мария. 

– В этом зале выше нас только мой кузен. А он уж как -нибудь переживет то, что вы будете сидеть в его присутствии. 

– К стати, где он ? – чуть обеспокоенно спросила девушка. 

– П ереживаете, что вам придется снова стоять, Мария?

– Н ет. Просто мне кажется, что я не вижу его в зале. 

Конде окинул взглядом не слишком большую толпу, не отличающуюся разнообразием цветов в одежде. Среди черных, серых и лиловых колетов и чуть более ярких, но все равно спокойных и более чем благопристойных платьев протестантов, выделялись католики в одеждах, расшитых золотом, кружевами и драгоценными камнями. Но их было немного.

Анри знал каждого человека в этом зале. Но Генриха Наваррского среди них не было.

Сен-Сюльпис закончил свою речь, большую часть которой Конде пропустил мимо ушей. Пришлось любезно кивнуть представителю герцога Анжуйского и придумать на ходу пару фраз в ответ. 

– Г ерцог Анжуйский будет недоволен , – вздохнула Мария, глядя на выражение лица миньона брата короля , – он и так пугает меня. Никогда непонятно, что скрывается за его улыбкой и обходительностью. Теперь же я буду бояться вдвойне. Не стоит нам ссориться с венценосными особами и их наследниками. 

– Е сли бы герцогу Анжуйскому было не плевать на наше отношение к нему, он бы пришел сам, а не прислал бы говорящее письмо , – отмахнулся Анри , – а единственная венценосная особа, которая вроде как должна присутствовать на этом торжестве, по в сей видимости, сбежала.

Мария Клевская принцесса Конде лишь пожала плечами, как бы говоря, что совершенно не удивлена этому факту. 

Когда, наконец, закончилась официальная часть, заиграла музыка, а гости разошлись по залу, кто в поисках вина и закусок, кто в стремлении найти собеседника, Анри подал руку своей жене, и они направились в зал. 

– Б оже мой, тут даже мэтр Бреу ! – удивленно произнесла Мария, стараясь говорить в полголоса. И поняв, что Конде собирается подойти к старику в первую очередь, добавила , – никогда не разделяла вашу к нему симпатию. Он все гда смотрит, как будто сквозь… не видит людей. А когда говорит, непонятно и половины из его речи. 

– Б удет вам , – ответил Анри , – может быть, чтобы понимать, что говорит мэтр, надо его слушать? 

Девушка лишь тихонько хмыкнула и улыбнулась легкой ничего не значащей улыбкой. 

– Р ад, что вы добрались в Бланди, мэтр , – Конде почтительно склонил голову , – надеюсь, дорога была не слишком тяжела. Я не видел вас с самого Ангулема. 

Старик близоруко скользнул взглядом мимо Марии Клевской, подтверждая ее слова, посмотрел на Конде, расплылся в улыбке, поклонился и проговорил:

– О , что вы, ваше высочество. Сеньор Марсийак любезно предложил ехать в его карете, и мы чудесно провели время в беседе. 

Никола Бреу было за шестьдесят. Насколько глубоко “ за ” , вряд ли кто -то из его учеников помнил. Полностью седой старик, с опрятно остриженной бородой, он смотрел как будто сквозь тол пу, погруженный в свои мысли, лишь изредка фокусируя взгляд на знакомых лицах.

Когда -то поступивший на службу к Генриху д’Альбре, королю Наварры в качестве одного из учителей будущей королевы Жанны, он так и остался при наваррском дворе в Нераке, обучая истории, философии и математике ее сына, Генриха Наваррского и всех ее воспитанников. Его особенно ценил и уважал Конде, которому чуть ли не единственному из всех них была доступна и математика, и философия в равной степени, и который знал о переписке наставника с Парижским Университетом и его желание посетить его. И он позвал мэтра ехать со всем наваррским двором в Париж, хоть и понимал, что Бреу в совершеннейшей мере не интересны обе свадьбы. Но вот возможность посетить наваррский колледж и его весьма прельстила. 

– П равда же, они чудесны, мэтр ! – раздался совсем рядом голос дочери адмирала Колиньи, Луизы, бывшей воспитанницей Жанны д’Альбре наряду с принцем Конде, Марией Клевской, виконтом де Сэй и еще почти десятком наследников именитых протестантских семей. Пробравшись сквозь толпу гостей, они с Шарлем де Телиньи оказались рядом.

– П ростите старика, ваше высочество , – проговорил Бреу , – мне следовало поздравить вас, но причины сегодняшнего торжества вылетели у меня из головы. 

Конде поспешил заверить наставника, что не в обиде на него. Мария промолчала, едва заметно поджав губы.

Пожалуй, Луиза на всем свете единственная считала, что все соединяемые узами брака, должны быть счастливы. Вероятно, это являлось следствием того, что она искренне любила в своего мужа, несмотря на разницу в возрасте в почти двадцать лет.

Шарлю де Телиньи было без малого сорок, хоть навскидку ему давали не больше тридцати. Светловолосый и поджарый, с открытым лицом, с которого как будто никогда не сходила легкая улыбка, он умел поддержать любой разговор и чувствовал себя одинаково свободно при дворе в Париже и на поле боя. Колиньи оценил его ум, умение расположить к себе и хорошо подвешенный язык и сделал своим адъютантом .

– П озвольте выразить свое восхищение , – произнес Телиньи, целуя руку Марии , – таки е браки обязаны быть благословлены любовью.

– А х, сударь , – картинно вздохнула Мария , – любовь тут и правда есть, только я к ней отношения не имею. Ведь мой супруг все еще влюблен в вашу жену , – и тут же продолжила , – вы сегодня успели, и высмеять меня и поставить в неудобное положение, Анри. А я всего лишь в отместку хочу посмотреть, как краснеете вы двое , – и она указала взглядом на Луизу. 

Ответом ей был дружный смех четы Телиньи и укоризненный взгляд Конде. 

– М илая Мария , – отсмеявшись, произнесла Луиза , – мы ехали сюда в одной карете с д’Обинье. Так что способность краснеть ко мне вернется еще не скоро. 

– Д ’Обинье ... – произнес Анри, поймав ускользающую мысль , – его, кстати, тоже нет. Как и Генриха. 

– О ни вдвоем уехали куда -то сразу после церемонии , – заметил Телиньи , – и что же, до сих пор не вернулись? 

– Л ишь бы им не пришло в голову отправиться искать бордель , – проговорил Конде, воздев глаза к потолку. 

– П ока д’Обинье его главный соратник и советчик, это самое вероятное , – заметила Луиза. 

– М не иногда кажется, что ее величество королева Жанна, завещав нам присматривать друг за другом, в большей степени говорила о том, чтобы я присматривал за Генрихом , – покачал головой Конде. 

– А ведь его отсутствие заметят , – согласился Телиньи.

– В аше высочество , – расстроенно произнесла Луиза , – вы нарушили уговор.

– У говор ? – переспросил ее муж.

– Д а , – подхватила Мария и пояснила , – мы договаривались не вспоминать о бедной нашей королеве Жанне до конца всех свадебных торжеств. 

– П рошу прощения, дамы , – произнес Анри , – я не хотел никого расстроить. 

Мария Клевская жестом подозвала свою камеристку, миниатюрную, совсем юную темноволосую девушку в скромном зеленом платье, Ноэлу де Ланмезан, и начала что -то вполголоса ей высказывать, потом внезапно на что -то рассердившись, попросила прощения и, схватив камеристку за руку, увлекла ее в тихий угол залы к портьерам. 

Мэтра Бреу отвлек разговором сеньор де Монтобер, а Телиньи просили разрешить спор де Лаваль и Сен-Мартен .  

На несколько минут Конде, оказавшись пусть и в толпе, но практичес ки наедине с Луизой де Телиньи, никто не обращал на них внимания, сказал, чуть расстроено:

– В от теперь ваш муж будет ревновать вас ко мне. Мне следовало бы попросить прощения за Марию…

Луиза снова рассмеялась своим звонким мелодичным смехом.

– Ч то вы , – ответила она , – Шарль верит мне и знает, что я его уважаю и люблю только его, хоть наш брак и заключен по договоренности. И очень хочу пожелать того же и вам. 

– Л юбовь , – чудо невероятное в нашем случае , – усмехнулся Анри , – будем надеяться хотя бы на уважение. 

– В ы знали друг друга задолго до сегодняшнего дня , – улыбнулась Луиза , – это уже большая удача. Однако Мария чересчур взволнована и расстроена , – заметила она , – я попробую поговорить с ней. Раньше мы неплохо ладили. 

Конде благодарно кивнул, провожая ее взглядом и от души завидуя Шарлю де Телиньи. Луиза не была красавицей. Черты лица она унаследовала от отца, как будто смягчив их. Светл о – С ерые глаза, у Колиньи казавшиеся стальными, у его дочери были, скорее, цвета журавлиного пера. Пепельн о – р усые волосы не вились в тугие локоны, как у Марии. Из-за чего Луиза не могла уложить их в сколько -нибудь изящную прическу и довольствовалась самыми простыми вариантами. Девушку можно было бы назвать “ серой мышью ” , если бы не ее смех и улыбка, моментально придававшие ей очарования. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки, и лицо из заурядного становилось милым. Это до сих пор вызывал о у Анри теплые чувства, хоть его влюбленность была давно в прошлом. 

Он снова поискал в толпе кузена и его приятеля. Жан де Лаварден, обычно также составлявший компанию Генриху и д’Обинье по части совершения различного рода нераз умных, но приносящих им радость поступков, скучал в одиночестве. А мессир д’Арманьяк, камердинер короля Наварры, также растеряно оглядывался по сторонам. Похоже, его также занимал вопрос, куда делся его король.

В дальнем конце зала он заметил еще одного человека с таким же блуждающим взглядом. Рене де Сэй , поднявшийся на ступеньки перед одной из ниш, прикрытых гобеленом, всматривался в лица людей в толпе гостей. 

Анри двинулся к нему, но ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы ответить на приветствие, поздравление, чей -то вопрос или поддержать беседу. Там, где этикет позволял ответить одной двумя фразами и ретироваться, он так и делал. Где не мог не уделить внимания, старался закончить разговор быстрее, но так, чтобы никто не заподозрил его в спешке. 

Виконт де Сэй все еще оставался на своем посту, когда Конде, наконец, добрался до него. 

– В ысматриваете Генриха ? – поинтересовался он. 

Наваррец покачал головой, тряхнув черными, как смоль кудрями: 

– Е го здесь нет. Как и д’Обинье. 

– Е сть идеи, куда он запропастился ? 

– Б оюсь, что нет. Думаете, следует отрядить кого-нибудь поискать их в городе? 

– Т олько очень тихо , – после короткого раздумья ответил Конде , – если их обнаружат вусмерть пьяными или в каком -нибудь непристойном кабаке , найдутся и те, кто донесет о поведении короля Наварры тем, кому не стоит знать об этом слишком много. Хватит того, что в любом случае его отсутствие уже заметили не только мы.

Де Сэй кивнул:

– Т огда я этим займусь, позову с собой Арно или Лавардена. Мало ли в каком состоянии найдется наш добрый Генрих , – но перед тем как уйти, он еще раз кинул взгляд на толпу, попытавшись кого -то рассмотреть.

Это не укрылось от Анри, и он спросил:

– Е сли вы высматриваете не Генриха и не д’Обинье, тогда кого? 

– Я видел одного человека. Мы столкнулись почти лицом к лицу. Нет, дело не в том, что его совсем не должно здесь быть. Дело в том, что свое присутствие здесь он явно скрывает. 

– И кто это? 

– М онморанси… Франсуа де Монморанси. 

– Г убернатор Парижа? Он ведь получил приглашение. Правда, я видел письмо от него, скорее всего , с поздравлениями и извинениями. Но я не вижу ничего удивительного в том, что он здесь. 

– У дивительно, что он прячется, ваше высочество.

– М ожет быть, вам показалось, ваша светлость? 

– Ч то именно? Присутствие здесь губернатора Парижа или что он прячется?

– И то и другое, сударь.

Рене де Сэй пожал плечами, и, спрыгнув со ступенек, сообщил, что отправляется на поиски Наваррского как раз в тот момент, когда распорядитель позвал всех гостей в трапезную. Анри кивнул и, глядя на толпу, устремившуюся к распахнутым в большой обеденный зал замка Бланди дверям, понял, что теперь ему придется отыскать свою жену и желательно так, чтобы к столу они подошли рука об руку. 

До того, как гости расселись, некоторая надежда, что кузен просто затерялся в толпе, у Конде ещё сохранялась. Теперь же почетное пустующее место, предназначенное для короля Наварры, отлично заметное из любого угла трапезной, демонстрировало всем отсутствие его венценосной особы. 

Конде поймал недовольный взгляд адмирала Колиньи, и ощутил себя школяром, которому вот-вот влетит за проступок приятеля. Но, черт бы побрал его кузена, что он -то мог сделать?! 

Краем глаза он заметил, как кто -то проскользнул в трапезную через боковую дверь: Рене де Сэй и Арно де Кавань. Эти -то чего вернулись? Кто -то засек, что они собираются уехать, и им пришлось оставить идею с поисками Генриха? Но лица обоих светились довольными ухмыл ками , и всем своим видом оба демонстрировали какое -то живое нетерпение. Что ж… Конде понадеялся, что это от того, что Наваррского они уже нашли. Но пока ничего нового не происходило, и кузен волшебным образом не появился на своем месте. 

Лакеи разносили угощения и подливали вино, в разных концах зала музыканты, артисты и менестрели, приглашенные развлекать гостей, создавали какофонию, сливающуюся в общий фон со смехом и разговорами сиятельных господ. Мессир де Вильруа живо беседовал с Франсуа Марсийаком. Они над чем -то смея лись и что -то попеременно пытали сь доказать друг другу . И по доносившимся обрывкам разговора походило на то, что они обсуждают сражение при Монконтуре. Что не могло не вызвать любопытства, поскольку оба в той битве сражались по разные стороны. Троим посланцам герцога Анжуйского меньше повезло с соседями . С одной стороны, угрюмый и вечно подозрительный де Брикмо, так и не принявший полностью мысль о примирении партий, с другой Антуан де Клермон, имевший личные счеты к брату короля. Однако и там все было достаточно благожелательно и спокойно.

В тот момент, когда распахнулись двери трапезной и в зал ввалились двое молодых людей, один темноволосый и невысокий, другой выше своего товарища почти на голову, широкоплечий атлетического телосложения юноша, Конде как раз решил, что где бы ни носило его величество короля Наварры, какое ему собственно до этого дело. Ему что, не хватает сейчас других забот? 

Оба, и Генрих Наваррский и Агриппа д’Обинье были пьяны. К счастью, не вусмерть, но и назвать их состояние “слегка навеселе” язык не поворачивался. Генриха шатало. И это становилось заметно, когда он делал какое -то резкое движение. Агриппа держался немного лучше, что вряд ли было его заслугой. Скорее уж , он просто мог выпить больше, не захмелев. Однако веселились от души оба.

– А вот и ваш кузен, ваше высочество , – пропела Мария Клевская Анри в самое ухо. 

– О н такой же кузен вам, как и мне , – парировал он, стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение. 

– О , нет. Мы оба знаем, что вам он кузен в большей степени. 

– Д авайте подарим его Рогану ? – устало спросил Конде , – они вроде как тоже кузены. 

Смешок Марии стал ему ответом. 

– К акой замечательный праздник, господа , – громко произнес Генрих, салютуя присутствующим бутылкой и кланяясь. 

Хоть в данный момент все взоры оказались обращены к королю Наварры, слышно его было очень плохо, что не преминул заметить Агриппа и, сложив руки рупором, проорал:

– Е го величество, король Наварры хочет говорить. 

Вот его услышали все. Музыканты и артисты замерли, звуки музыки замолкли. Гости еле слышно переговаривались. Лица посланцев королевского двора, тех, что явились от имени герцога Анжуйского , исказило выражение насмешливого презрения. Вслух что -либо высказать или обсудить между собой, памятуя о не слишком удобном соседстве, никто из них не решился. 

Девушка -а ртистка, одетая в пажеский костюм, то ли не увидела, что происходит в зале, то ли была слишком увлечена игрой на лютне, чтобы обращать на это внимание, продолжала перебирать струны. В сущности, ее музыка никому не мешала. Однако д’Обинье в два шага преодолел расстояние до нее, выдернул из ее рук музыкальный инструмент и бросил его на каменные плиты пола. 

Струны жалобно звякнули, послышался треск ломающегося дерева. Конде не видел со своего места, но был уверен, что лютне пришел конец. 

Девушка -п аж испуганно вскочила, бросила полный отчаянья взгляд на лютню. По ее щекам побежали слезы. 

– М ужлан ! – заключил Наваррский, подходя и приобняв артистку , – как можно заставлять кого -то плакать в такой день? 

Он что -то проговорил на ухо девушке , от чего та вытерла набежавшие слезы и неуверенно кивнула.

– О боже ! – прошептала Мария Клевская , – он нашел себе шлюху на ночь прямо здесь, у всех на глазах. Лучше бы они поехали искать бордель. 

Анри промолчал, с отстраненным интересом наблюдая за разыгрывающейся сценой. Он все размышлял над тем, попросить ли кого-нибудь, Рене де Сэя или Луи де Фавве , – оба были достаточно близко, чтобы усл ышать его, остановить Генриха и ли позволить кузену позориться до конца. 

– Т ак вот , – продолжал Генрих , – сегодня замечательный день. Женится мой кузен и моя кузина. Ваши высочества , – повернулся он к молодоженам , – мои поздравления! Все просто великолепно. И вы прекрасны, кузина. Но господам из Лувра , – он отвесил шутливый поклон в сторону Сен-Сюльпис а и его товарищей , – наш протестантский праздник, вероятно, кажется излишне постным. В Париже во дворце они привыкли к чему -то эдакому . Так, господин де Сен-Сюльпис ? А? Я хочу сделать подарок вам , – Генрих кивнул принцу и принцессе Конде , – и всем присутствующим. Конечно, невозможно затмить подарок короля, отдавшего вам Сентонж в наследственные владения… 

Конде про себя усмехнулся. Подарок -то очень сомнительный. Графство страдало уже почти тридцать лет от непрекращающихся боевых действий. Только за последние пять лет Сен — Ж ан — Д ’Анжели пережил четыре осады: его захватывало протестантское войско, потом отбивала армия короля Карла, после чего на какое -то время город оказался в руках англичан, которые снова сдали его королю, и снова отбили протестанты. И хоть сейчас там царил хрупкий, но все же мир, чтобы привести дела Сентонжа в какой -то порядок потребуется ни один год осмысленного и грамотного управления. Если туда снова не придет война.

К тому же, это не было подарком на свадьбу. Графство отдали Конде, как часть наследственных владений, чтобы установить баланс в той части Франции. По стечению обстоятельств тамошнее население сплошь исповедовало кальвинизм. Их симпатии были на стороне Наваррского дома, принцев Конде и герцогов де Шатийон. А губернаторство в области Шаранты оставалось в основном в руках католиков. Переданный почти год назад Конде разоренный Сентонж должен был успокоить бунтарские настроения. Но никакого отношения к свадь бе Конде с Марией Клевской этот “ подарок ” не имел. 

– О днако , – продолжал Генрих , – мой подарок призван не обогатить , а удивить, господа. 

После этих слов зашедший в зал лакей подал ему клетку с певчими птицами. К ороль Наваррский открыл дверцу со словами:

– М узыканты играют прекрасно, но что может быть лучше пения птиц, господа. 

Две ярко -ж елтые канарейки с пронзительной трелью выпорхнули из клетки и заметались по залу в поисках пути на свободу. 

– И нтересно, что-нибудь еще более глупое ВАШ кузен способен вытворить ? – натянуто улыбаясь, проговорила Мария. 

Но это еще был не конец. В трапезную один за другим заходили слуги, неся по две -т ри клетки с птицами. Какие -то клетки открывал сам Генрих, другие открывали лакеи.

Зал наполнился щебетом и птичьим пением. Канарейки, кенары, жаворонки и соловьи. Множество певчих птиц разлетелись по трапезной, находя себе место на балках под потолком, на не зажженных пока еще люстрах, гардинах с тяжелыми шторами и самих шторах. 

Конде вынужден был признать, что гости сильно впечатлились. Кто -то зааплодировал. Слышались взволнованные и восхищенные возгласы. Даже самые безразличные и угрюмые лица менялись, выражая теперь как минимум удивление. 

Д'Обинье громогласно читал какие -то вирши. Кажется, собственного сочинения. Анри пропускал весь их смысл мимо ушей. Его не отпускало чувство раздражения пополам с восхищением, сдобренное изрядной долей облегчения. Выходка кузена была не столь уж удручающе позорной или глупой. 

Тем временем Генрих Наваррский, посмеиваясь, приложился к бутылке, и нетвердой походкой двинулся к молодожёнам.

– К ажется, мне удалось расшевелить это унылое собрание , – весело сообщил он, опершись на стол , – в Париже не принято так скучно проводить приемы. Пора к этому привыкать и нам, ваши высочества. 

– О , ваше величество , – Мария опередила своего мужа с ответом, проговорив певуче растягивая слова , – если вы еще и не испортите все впечатление от вашего подарка до конца вечера, я признаю, что он просто очарователен.

– Э то вы очаровательны, дорогая кузина , – Генрих отвесил принцу и принцессе Конде пьяный поклон , – а теперь позвольте мне удалиться. Кажется, господа де Фавве, де Кавань и наш незабвенный герцог де Ла Форс проспорили мне и д’Обинье изрядную сумму. 

– В ы поспорили, успеете ли напиться сегодня раньше всех? Или на количество выпитого ? – поинтересовался Анри у кузена, вздернув вверх бровь. 

– О тнюдь , – Генрих улыбнулся довольной улыбкой , – на то, что даже если меня сегодня в этот зал занесут, ни у кого не будет причин быть недовольным и читать мне нотации. Даже у почтенного нашего адмирала. 

– Н уууу , – протянул Конде , – еще не вечер… 

Но король Наварры его уже не слышал, направляясь в сопровождении своего соратника и приятеля требовать долг по пари. 

– Д олжна признать , – задумчиво проговорила Мария , – иногда Генрих может приятно удивить. Но заметьте, как он всегда на любом празднестве перетягивает внимание на себя. Завтра большинство гостей будут вспоминать только о птицах на нашей свадьбе. А через месяц будут рассказывать, как однажды Генрих на каком -то празднестве выпустил в зал стаю певчих птиц. Только уже никто не вспомнит где и когда это случилось. 

Анри лишь молча кивнул, соглашаясь. На самом деле его не слишком волновала популярность кузена. И уж тем более методы, которыми он ее получал. Иногда оказаться в тени намного спокойнее и выгоднее. 

Выбившись из сил или же просто решив, что стол, уставленный разнообразными блюдами, более подходящее место, сбив хрустальный фужер и зацепившись за край скатерти, перед ними приземлилась маленькая ярко -ж елтая птичка, жалобно пискнув. Отдышавшись, канарейка нашла в себе смелости перебраться на более удобное место. 

– В от это мило, не правда ли ? – улыбнулась Мария. 

Анри лишь пожал плечами. 

– О на как будто бы совсем ручная , – продолжила девушка, глядя, как птица, совсем не обращая внимания на людей, прыгает по столу. 

Она положила на ладонь немного крошек и протянула руку. Лимонная птичка, не испугавшись с интересом начала присматриваться к угощению. 

– Н а самом деле им нельзя давать хлеб , – проговорила Ноэла де Ланмезан, сидевшая рядом с Марией , – мой отец разводит певчих птиц в своем замке, в Беарне , – добавила она , – от хлеба они гибнут.

Птичка присела на руку Марии и попробовала клюнуть крошку.

– Н оэла, разве станет птица есть что -то заведомо ей опасное? Бросьте. Смотрите, как мило. 

– Д а, правда… все равно это неважно , – печально сказала девушка. 

– П очему ? – Анри не удержался от вопроса. 

– Б ольшая часть этих птиц погибнет здесь. Не найдут выход . И м нужно солнце. Никто не будет их тут кормить. Некоторые выбьются из сил, пытаясь найти себе место. Некоторые разобьются о витражи… 

– Н е расстраивайте меня, глупая ! – Мария сверкнула глазами на камеристку , – я теперь буду весь вечер об этом думать. 

– П ростите, ваше высочество , – произнесла камеристка и села на свое место. 

Подошел лакей и с низким поклоном передал Конде записку. Тот с некоторым удивлением развернул листок, прочитал несколько слов, написанных торопливо и неаккуратно, нахмурился, а, подняв взгляд, увидел на другом конце зала Колиньи с таким же листком в руках, что -то удивленно спрашивающего у лакея, принесшего записку. Третий слуга пытался всучить так ой же свернутый вчетверо листок Генриху Наваррскому, полностью поглощенному флиртом с юной мадемуазель де Клэво. Та была одновременно вроде бы и не против такого внимания, но не на глазах у всего протестантского дворянства и в том числе своего дяди, Кристофа де Клэво. 

Адмирал между тем, видимо выяснив все, что ему нужно, встал и, показав листок, что -то быстро сказал Телиньи, и они вдвоем покинули зал. 

Конде решил, что точно не ошибется, если последует его примеру, раз уж Колиньи так уверенно отправился на встречу с автором послания. А гости так заняты птицами, вином и праздником, что не заметят их отсутствия. 

Но сначала, опять же по примеру Колиньи, он отыскал в толпе гостей виконта де Сэй . 

– В ы были правы, Рене , – сообщил Анри, показывая записку , – Франсуа де Монморанси действительно в Бланди. И он, правда, скрывает свое здесь присутствие. По крайней мере, от большинства.

Де Сэй сразу посерьезнел, как будто бы мгновенно трезвея. За эту способность: быстро даже в самой не располагающей к обсуждению дел ситуации уметь слушать и принимать решения , – Конде очень уважал виконта. Жанна д’Альбре недаром также обращала на него внимание, надеясь сделать де Сэя соратником своего сына. Правда, Наваррский не слишком любил вокруг себя серьезных людей. 

– В ы пойдете? 

– Д а. Колиньи, я думаю, уже там. А Генрих еще не разобрался с текстом , – Анри кивнул в сторону кузена, все еще пытающегося отделаться от лакея с запиской. 

– О дин? Вы же понимаете, что я мог ошибиться. А это всего лишь способ поймать адмирала, вас и его величество без сопровождения. 

– З десь, в Бланди? Не думаю. Но адмирал взял с собой Телиньи. Если хотите, идемте со мной. 

Несмотря на то, что в послании была просьба о конфиденциальности и секретности, де Сэй все равно настоял предупредить еще и де Фавве. 

Чтобы найти в малознакомом замке нужную гостиную ушло еще какое -то время, и они оказались перед дверями вовремя, чтобы услышать ожесточенный спор. Тут же они встретили Шарля де Телиньи. 

– Ч то происходит ? – вполголоса спросил Конде.

Телиньи пожал плечами: 

– В ам проще зайти и узнать. Как я понимаю, вашим ушам вполне законно присутствовать при этом разговоре. Мои мессир де Монморанси посчитал лишними. 

Анри шагнул к двери и очень отчетливо услышал: 

– П ослушайте же меня, Гаспар ! – голос , очевидно , принадлежал Франсуа де Монморанси , – королева принимает испанское посольство. Тайно, через Гонзага, который, кстати, на каждом совете поднимает вопрос о пересмотре условий Сен-Жермен ского мира. Вам ли об этом не знать! 

– Е катерина может пытаться делать все, что ей вздумается. Как и Гонзага , – это уже был голос Колиньи , – король Карл вовсе не симпатизирует испанцам. Вы сами можете помнить, что королева Жанна тоже в мае этого года принимала испанского посла в Нераке. Испанцы , – последние люди, которым нужен мир во Франции. И король прекрасно это понимает. 

– П ока это говорите вы! А потом он повторяет то, что льет ему в уши де Невер или королева-мать .

Конде толкнул дверь и вошел без предупреждения и стука. Раз уж его тоже сюда пригласили, он посчитал, что имеет на это право. 

– Г осподин де Монморанси ! – пришлось изобразить удивление , – рад вас видеть. Почему -то я не заметил вас в зале. 

Франсуа де Монморанси сидел в кресле лицом к двери, но увидев Конде, встал, чтобы поприветствовать того. Колиньи напротив лишь слегка повернул в сторону принца голову. Лицо губернатора Парижа было одновременно усталым и обеспокоенным. Его дорожная одежда, изрядно запыленная, выдавала спешку, с которой он покинул Париж и прибыл в Бланди. В пыли был и даже темные волосы, так, что он выглядел старше и более седым, чем стоящий напротив него Колиньи, сверлящий собеседника яростным взглядом своих стальных глаз.

– В аше высочество , – начал было Монморанси, но Колиньи резко перебил его:

– Е го светлость считает, что всем нам не следует появляться в Париже, и безо всяких объяснений завтра развернуться и уезжать восвояси.

Конде перевел взгляд с одного на другого. Все, что он успел услышать о короле, Людовико Гонзага герцоге Неверском, королеве Екатерине Медичи было достаточно общеизвестными фактами. Королева не жалует протестантов, де Невер – итальянец и по определению противник любых сближений с протестантами , король же достаточно умен, чтобы понимать, что сильная Франция – это Франция, в которой решены противоречия двух партий, но слишком зависим от королевы-матери и своих советников. Да и Париж никогда не был в достаточной мере дружелюбен к гугенотам. Все это никак не зависело три года назад заключенного Сен-Жермен ского мир а , и обе стороны честно выполняли его условия. Карл IX все больше проникался мыслью о правильности поддержки Вильгельма Оранского против испанцев и союза с Англией. 

– М ожет быть, у его светлости есть достаточные основания так считать ? – спросил Анри. 

Монморанси чуть качнул головой. 

– П ростите, ваше высочество, я здесь и правда не ради поздравлений. И хоть господин де Колиньи не верит мне, считая все мои опасения напрасными, возможно вы послушаете меня. 

Конде посмотрел на Колиньи, тот лишь раздраженно махнул рукой. Франсуа де Монморанси же продолжил говорить, бросив на адмирала раздосадованный взгляд:

– П ариж с каждым днем все больше становится похож на пороховую бочку. Любая искра и все взлетит на воздух. Горожане на улицах сначала орут “Да здравствует де Гиз!”, а потом ищут среди соседей протестантов. Не смотря на кажущуюся милость короля, вас и вашего кузена навряд ли ожидает там теплый прием. 

– Ч елядь всегда неспокойна , – парировал Колиньи , – и с той, и с другой стороны. Вспомните приезд короля в Монтобан. Или его поездку в Шаранту. Все мы знаем, что от беспорядков и бунта против его величества нас тогда уберегло только присутствие в кортеже ее величества Жанны. А Париж вообще никогда не был тихим местом. Что же вы предлагаете только из-за этого королю Наварры оскорбить короля Франции? Кстати, вы ведь посылали и за ним? 

– Е му передали записку , – поспешил сообщить Анри: “Во всяком случае, попытались”, добавил он про себя , – но в том, что он придет, я сомневаюсь.

Колиньи понимающе кивнул

– Б еспорядки в Париже , – это лишь то, что выходит на поверхность , – продолжил Монморанси , – сколько у вас человек в Париже, господа? Люди де Муи, наваррские телохранители короля, ваши люди, ваше высочество. Тысячи полторы в общей сложности? 

– Н е считая тех, кто приехал с Монтгомери и де Бонне , – пожал плечами Конде , – еще какое -то количество дворян наваррской свиты. 

– Д е Бонне торопится в Амьен , – возразил Колиньи , – он не останется в Париже даже на свадьбу его величества. 

– З начит я прав в своих подсчетах. Лотарингцы в Париже собрали около трех тысяч. Это только своих людей. Есть еще наемники, швейцарцы. 

– Д е Гиз исполняет свое обязательство перед королем в поддержке кампании во Фландрии. Это обсуждалось на последнем совете , – заметил адмирал. 

– В ы не хотите признавать того, что все, что я говорю, складывается в не самую благоприятную картину, Гаспар ! – воскликнул Монморанси, не выдержав , – каждый факт отдельно ничего из себя не представляет . Но все вместе! Ваше высочество, что думаете вы ? – обратился он к Конде, молча слушавшему их перепалку. 

Он ответил не сразу. Слова Монморанси не могли не заронить в его душу сомнений. Но привыкший всецело доверять суждениям Колиньи, он не дал им развиться, задвинув поглубже .

– П оследние несколько лет король ведет себя по отношению к протестантской партии лояльно и с большим пониманием , – заметил он , – с гораздо бóльшим , чем можно было бы от него ожидать. А Гизы способны на что угодно. И если Карл Лотарингский или Генрих де Гиз задумают что-то , никто не удивится...

– Н о в преддверии войны с Испанией им незачем ослаблят ь наши общие позиции. Тем более что влияние при дворе де Гиз не потерял , – продолжил за него Колиньи. 

– Н еужели даже ваша интуиция вам ничего не подсказывает ? – Монморанси откинулся на спинку резного кресла, положив руки на стол и сплетя пальцы. Его взгляд задержался на Конде, и тому показалось, что герцог готов сказать, что -то важное. И это должно перевернуть их понимание ситуации, и оно, по крайней мере, самому Франсуа де Монморанси кажется очень серьезным. Но по какой -то причине он или не может, или боится высказать свой самый главный аргумент. 

Колиньи вдруг засмеялся:

– И нтуиция? Полноте, милый мой кузен , – он внезапно забыл обо всех церемониях , – это вы из-за своей интуиции пытаетесь нас убедить в грозящей нам эфемерной опасности? 

И вновь Анри показалось, что Монморанси вот-вот скажет, ради чего он приехал сюда и вызвал их на разговор, прячась ото всех. Но тот лишь покачал головой:

– Х отел бы я быть также уверен, как и вы, что опасность эфемерна и есть только у меня в мыслях. 

В коридоре послышался какой -то топот шагов, шум и гул, что -то громыхнуло, как будто кто -то упал, уронив с собой вместе как минимум замковый канделябр, раздался смех нескольких пьяных голосов.

– Э то Генрих , – с некоторой досадой произнес Конде , – я уведу его. Все равно ему говорить что -либо бессмысленно , – последнее он сказал для Монморанси. 

– И дите, ваше высочество , – Колиньи положил руку Анри на плечо , – не вижу смысла вам тут задерживаться. И заберите Шарля. Нет ничего хуже, чем торчать под дверью, за которой происходят разговоры ни о чем, пока твоя жена скучает одна. 

Анри быстро попрощался с герцогом де Монморанси и покинул комнату. Своим поспешным уходом он все же преследовал не одну, а две цели. Первое, конечно, надо было увести отсюда Наваррского, захватившего с собой не одного человека, как сделали это Конде и Колиньи, а целую компанию, бывшую в таком же подпитии, как и он сам. А второе… Он надеялся, что его наблюдения верны, и, оставшись без лишних ушей и свидетелей , Франсуа де Монморанси все же скажет адмиралу то, что порывался несколько раз за время всего разговора. И тогда будет понятно, беспочвенны ли его предупреждения…

Ночь уступила место раннему летнему утру, оставив после себя странное послевкусие. Одновременное ощущение, что все случилось очень -о чень давно и, в то же время, как будто не с ним. 

Но нет, Конде не был настолько пьян, чтобы не помнить прошедший день и последующую за ним ночь. Просто в тишине утра вчерашние суета, шум, церемонии, разговоры и лица казались далекими и нереальными. 

Анри проснулся как всегда слишком рано. Никакая усталость предыдущего дня, попойки и происшествия не могли заставить его спать дольше, чем до рассвета. С улицы через распахнутое окно доносился щебет птиц, шелест листвы и тянулся ни с чем несравнимый аромат летнего утра, обещающего ясный и жаркий день. 

Мария спала глубоко и спокойно здесь же на одной с ним кровати, завернувшись в простыни. Ее русые, вчера напомаженные и уложенные в сложную прическу локоны , разметались по подушке. Белила и румяна частично стерлись, и лицо, полностью умиротворенное, показалось ему почти красивым. В жизни девушка никогда не была настолько расслаблена и спокойна, все время п оджимала губы или хмурила лоб. А т акой он видел ее практически впервые. 

Он вспомнил ее испуганное лицо, а потом, как позже они здесь же смеялись, пили вино и гоняли слуг за закусками, слушали переливчатые трели ночных птиц и радовались тому, что все, что на этот день требовалось от них, уже позади. Вот тогда он почувствовал к своей жене впервые что -то кроме сдержанного участия. Не любовь, но какое -то теплое чувство. Во всяком случае, оказалось, стоило принять каждому из них, что другому не менее тяжело дается вся эта ситуация, которую в итоге оба окрестили странной, и они вполне могут найти общий язык и поддержку друг в друге. 

Анри показалось хорошим знаком, что поутру они оказались в одной постели. Может быть, их брак еще будет счастливым. Не таким, как у Телиньи. Такое он мог представить себе с трудом. 

Расшитое серебром свадебное платье Марии, корсет, нижние юбки, туфли – все аккуратно было уложено на кресле здесь же в опочивальне. Его жену раздевала камеристка. На полу лежала смятая кружевная сорочка Марии. Конде невольно улыбнулся. 

Его вещи валялись тут, все на полу и в беспорядке. Он хорошо помнил вчерашний вечер, так как был, конечно, навеселе, но не настолько пьян, чтобы вовремя не закрыть двери покоев перед разгоряченной сопровождающей молодоженов до опочивальни толпой. Лакеев он тоже выставил за дверь. Этот совет когда -то дал ему один достаточно умный человек: присутствие свидетелей в спальне мужа и жены необходимо только королям. А принц крови вполне может не позволить никому совать нос в его частную жизнь. И, похоже, совет оказался верным. 

Он оделся и тихо, чтобы не потревожить спящую, вышел в гостиную, общую для опочивален принца и принцессы Конде. В одном из кресел в крайней неудобной позе, поджав под себя ноги, спала Ноэла де Ланмезан. Камеристка должна была дождаться, когда муж покинет спальню жены, и помочь той отойти ко сну, а после уйти в комнату смежную с опочивальней Марии. Но в итоге ей так и пришлось ночевать под дверью своей госпожи. 

Как будто почувствовав на себе его взгляд, Ноэла открыла глаза и вздрогнула. 

– И дите спать, мадемуазель , – прошептал он ей , – ее высочество, скорее всего, проспит до обеда. 

Камеристка неловко поднялась, присела в коротком реверансе перед принцем и нетвердо направилась к дверям опочивальни. 

Конде вышел из покоев в сонную тишину коридоров замка. Не было слышно ни единого звука. Дремали даже немногочисленные часовые, оставшиеся на своих постах. Кое-кого из них он, кажется, видел еще вчера. Значит, их просто -н апросто позабыли сменить. Задумай кто-нибудь сейчас напасть на все это собрание здесь в Бланди , – лучше времени, места и стечения обстоятельств не придумаешь. Надежда лишь на то, что телохранители, подчиняющиеся непосредственно Колиньи, все же вымуштрованы куда лучше наваррцев. А отряд из Пикардии, предоставленный Конде Сен-Мартеном , выставленный на замк о вые стены, не пропустил бы никого, кто мог бы представлять угрозу собравшимся на свадьбе гостям. 

Услышав какой -то шум с улицы, Анри решил, что был не совсем прав. Далеко не все в замке спали в столь ранний час. Выглянув в окно, он увидел две уже готовые в путь кареты – одна, судя по украшениям и инкрустациям, принадлежала маркизу де Вильруа. Вторая – господина де Сен-Сюльпис а, посланника брата короля. Конде даже слегка удивился, что оба они оставались в Бланди до утра. Однако все равно покидали замок в спешке и почти тайно. Интересно, можно ли и это рассматривать как скрытое оскорбление? Не от короля, конечно. Король может только одарить милостью или немилостью. А Конде, хоть и больше не считается врагом короны, все же нельзя сказать, что в большом фаворе у его величества Карла IX. А вот от герцога Анжуйского? Разница в их положении невелика. Даже поединок между ними вполне допустим.

Мысль не имела под собой никакого особого основания. Не станет он, конечно, высказывать Генриху Анжуйскому какие -либо претензии, во всяком случае, открыто. И уж тем более вызывать того на поединок. Последний тренировочный бой между ними закончился неприятно. Анри, не имевший никакого опыта в искусстве куртуазного фехтования, парировал выпады довольно грубо, но жестко, несколько раз упуская возможность ударить противника в шею или грудь лишь потому, что любой из них мог быть смертельным, а он боялся, что не сумеет вовремя остановить руку, не ранив брата короля. В итоге, просто чтобы выйти из боя, который давался ему нелегко, из-за того, что приходилось везде контролировать силу удара, инерцию и свои же собственные попытки просто перехватить руку противника и отобрать у него оружие, он позволил клинку Генриха...

Конец ознакомительного фрагмента Купить книгу