Глава 1

Все персонажи – плод фантазии автора.

Любые совпадения случайны.

Ника открыла глаза и, осмотревшись, снова смежила веки, пытаясь сообразить, где находится.

Она лежала на кровати в большой комнате с серыми стенами, и первым, что ей удалось разглядеть сквозь тонкую сетку волос, были высокий потолок в ржавых разводах и стекло оконной рамы, пересечённое несколькими тонкими трещинами.

Женщина хотела убрать с глаз чёлку, но не смогла, руки что-то удерживало. Кинув взгляд вниз, она увидела веревки, притянувшие запястья к железным перекладинам.

Недавно Веронике Леоновой исполнилось тридцать восемь. В тёмных волосах её уже пробивалась седина, но, несмотря на приближающуюся осень, выглядела женщина молодо.

Она работала в престижной компьютерной фирме и считалась отличным специалистом, поскольку никто не чувствовал электронику, как она. Ремонтируя и корректируя погрешности, Ника словно уговаривала технику исправиться и функционировать нормально. А та благодарно отзывалась на каждое её слово, каждое движение пальцев.

На работе Нику ценили, но личная жизнь у неё не сложилась. Имея массу поклонников, она не пожелала вступить в брак ни с одним из них, предпочтя свободу стирке грязных носков, беготне с огромными сумками по магазинам и семейным склокам. Но, как и у всякой женщины, мечта о прекрасном принце до сих пор жила в её душе.

И вот теперь она неожиданно для себя очнулась в больнице. Что произошло, и как ей «посчастливилось» сюда попасть, Ника вспомнить не смогла.

Отворилась дверь, и в палату вошла незнакомая полная женщина в голубом халате, неся на небольшом подносе шприц и подозрительного вида пузырек. Увидев, что пациентка пришла в себя, толстуха грубо произнесла:

– Ну, что, очухалась? Сейчас я тебе укол сделаю, не вздумай орать.

Кинув испуганный взгляд на пыточные принадлежности, Ника прошептала:

– Не буду. Вы только скажите, где я, и почему меня привязали?

Тётка хмыкнула.

– В психушке, где ж еще. Да лучше бы приковали тебя – ненормальную, ты чуть веревки не разорвала.

С этими словами она набрала в шприц лекарство и приблизилась к озадаченной её словами Нике. Когда игла вонзилась в вену, женщина поморщилась, но перенесла операцию стоически.

– Как я здесь оказалась? – поинтересовалась она у медсестры.

– Мамаша твоя вызвала милицию и скорую. И правильно, нечего на людей с ножом кидаться, – зло и устало ответила медичка и вышла, хлопнув дверью.

Закрыв глаза, Ника задумалась. И чем дольше она размышляла, тем более сомневалась в своей виновности. Скорее всего, мать воспользовалась бессознательным состоянием дочери, чтобы освободиться от "чокнутого", по ее мнению, чада.

Ну, мама, ну, удружила! Женщина почувствовала, как в душе закипает ярость, но тотчас взяла себя в руки. В конце концов, она нормальный человек и, конечно же, сумеет с честью выйти из этой ситуации. Доказательств покушения у матери наверняка нет, и Ника со спокойной совестью может всё отрицать.

Дверь снова открылась, и в палату вошли двое рослых санитаров. Они отвязали пациентку и, не дав той размять затекшие конечности, потащили за собой.

Ника не сопротивлялась, несмотря на боль. Сжав зубы, женщина внушала себе, что не имеет права на злость и страх. Она должна выглядеть спокойной и уравновешенной, и тогда, вероятно, уже сегодня ей удастся отсюда уйти.

Поэтому, когда конвоиры грубо втолкнули её в небольшую светлую комнату, и Ника, споткнувшись, упала, сильно ударившись локтем, с губ её не сорвалось ни звука.

Встав с пола и отряхнув пижамные брюки, она подняла голову и увидела черноволосого мужчину лет сорока в белой рубашке, тёмном пиджаке и галстуке элегантной расцветки.

Глядя на его непроницаемое лицо с несколько неправильными чертами, Ника подумала, что при других обстоятельствах этот человек показался бы ей очень привлекательным. Эта мысль позабавила её, и она едва удержалась от неуместного смешка.

Кивнув на стул, объект возможной симпатии опустился в кресло и, нервным движением поправив узел под воротничком, уставился в лежащие на столе бумаги.

Ника села, положив руки на колени, и вопросительно посмотрела на неизвестного.

– Давайте знакомиться, – произнёс он. – Я ваш лечащий врач, имя моё Дмитрий, Дмитрий Александрович, и мне хотелось бы выяснить, что с вами происходит. А как зовут вас?

«Вот только не пытайся меня убедить, что ты этого не знаешь», – подумала Ника.

Но послушно представилась.

– Имя богини победы, – улыбнулся мужчина.

– Вероника – несущая победу, – поправила она.

Улыбка врача стала шире.

– И как, в жизни помогает?

– Судя по тому, что я здесь, не очень, – вздохнула женщина.

Дмитрий Александрович посерьёзнел.

– Вот мы сейчас и разберёмся, здесь ли ваше место. Скажите, чем вы занимаетесь?

– Пишу книги.

Психиатр удивился:

– Но в истории болезни сказано, что вы программист.

Ника пожала плечами.

– Вряд ли я попала бы в дурдом, если бы занималась только электроникой. Кроме того, одно другому не мешает: компьютеры для заработка, книги для души.

– Хорошо.

Следующая фраза подтвердила, что Дмитрий Александрович и впрямь не так плохо осведомлен, как хотел показать.

– Вы не ошиблись. Причина нашей сегодняшней беседы – ваше творчество, – сообщил он. –Екатерина Сергеевна – ваша мама рассказала, что у вас нередко бывают приступы…

– Да, – прервала Ника, – бывают…

– …А здесь написано, что они обусловлены раздвоением личности, – словно не услышав её слов, продолжил врач. – На некоторое время вы исчезаете из реальности, проживаете жизнь другого человека, а, вчера, что-то вообразив, набросились на мать с ножом.

Ни один мускул не дрогнул на лице женщины.

– Это неправда. Она представила доказательства?

– Нет, но я склонен ей верить, зачем матери оговаривать дочь?

Ника усмехнулась.

– Мама Катя эгоистична и с самого моего рождения требует, чтобы я жила под её диктовку. Я не прислушиваюсь, всё делаю по-своему и, вдобавок, периодически грежу наяву. А она хочет покоя и благополучия, причём не для меня, а для себя. Именно поэтому я стараюсь появляться дома как можно реже, хотя работа над книгами требует постоянного присутствия у компьютера. Но, несмотря на все её грехи, я никогда не желала ей смерти. А приступы…

Она помолчала.

– Когда они случаются, я вижу яркие, живые картинки, словно события происходят на самом деле. И, придя в себя, пишу новые повести. Возможно, это и есть раздвоение. Но, уверена, ничто из пережитого вне действительности не спровоцирует меня на убийство в реальном мире.

Врач внимательно смотрел на женщину, пока та говорила.

– Ника, вы публикуетесь? – спросил он.

– Нет, издательства игнорируют меня.

– И ваши произведения нигде нельзя прочесть?

Ника позволила себе открыто улыбнуться.

– Можно, конечно. В сети.

– Дайте, пожалуйста, адрес.

Дмитрий Александрович придвинул к ней ручку и чистый лист.

Женщина приготовилась писать и вдруг почувствовала, как подступает то, чего она всегда желала и боялась. Тело стало лёгким, почти невесомым, мысли ясными и в то же время неоформленными, но длилось это лишь с десяток секунд, и вскоре Ника вновь очутилась в кабинете врача. Вздохнув, она склонилась над бумагой.

А мужчина ошеломлённо наблюдал, как пациентка превращается в колеблющуюся дымку, пронизанную яркими лучами, отбрасывающими на стены радужные блики. И не мог понять, мерещится это ему или происходит на самом деле.

Когда Ника вернулась к обычному облику, руки врача тряслись, и он смотрел на исчёрканный листок, не видя написанного.

– Я обязательно прочитаю всё, – дрогнувшим голосом сказал он. – И вот ещё что: я попрошу вас на некоторое время остаться в больнице.

Психиатр вопросительно взглянул на Нику, а ту разобрал смех, и она прыснула:

– Вы можете задержать меня силой, зачем же нужны просьбы?

Он не улыбнулся.

– Я не вижу в вас безумия, но отклонения, несомненно, присутствуют…

– Как и у всех творческих людей, – хмыкнула она.

– Да, наверное. Я не намерен с ними бороться, но, по моему мнению, обследование необходимо для вашего же блага. Вы будете жить в нормальных условиях, как вели себя санитары, даже не вспоминайте, больше этого не повторится. Считайте, что вы…

Он пощёлкал пальцами.

– В санатории.

Улыбка исчезла с лица Ники.

– Вы хотите выяснить, какова природа моих приступов?

– Да, если вы не станете возражать.

– Я не против, – серьёзно ответила она, – поскольку тоже заинтересована в этом.

Мужчина вздохнул с облегчением.

– Ну, вот и прекрасно! Можете вести себя совершенно свободно: гулять, ходить в столовую, читать. Я поговорю с персоналом.

Когда Ника, попрощавшись, вышла, Дмитрий Александрович сел к столу и ушёл в размышления. Наконец он поднял голову и, набрав номер, сказал телефонной трубке:

– Я хотел бы побеседовать с «инопланетянином» из седьмой палаты. Что? Да, именно сейчас.

И углубился в историю болезни Вероники Леоновой.

Та же, вернувшись к себе, легла на кровать и, зажмурившись, осмысливала недавние события. А через некоторое время память перенесла её в тот день, когда она впервые оказалась за границей своего мира.

Утром Нику ограбили, вырвали сумку. Она осталась без наличных, банковских карточек и телефона, а также всяких нужных мелочей.

Но этого нападавшим показалось мало, и они стукнули её по макушке чем-то тяжёлым. Излишняя предосторожность, ведь женщина всё равно не успела их разглядеть.

Весь день, стиснув зубы, несчастная боролась с головной болью и тошнотой, подкатывающей в самый неподходящий момент, на работу не поехала, но и в больницу не пошла тоже. Впав в депрессию, Ника решила, что, если судьба сегодня умереть, то сопротивляться не имеет смысла.

В дверь позвонили. С трудом поднявшись, страдалица дотащилась до прихожей, постанывая от ломоты в спине и скрипа в коленях. На площадке стоял подвыпивший сосед, которому, наверное, не хватило дешёвого пойла.

– Дай полтинник до понедельника, – приказал он.

– Ага, сейчас, – раздражённо окрысилась Ника, – ты мне с прошлого года сто рублей должен.

Пьянчуга слегка растерялся, но желание принять на грудь пересилило, и жертва алкоголизма вновь начала уговаривать:

– Да ладно, не жадничай, я тебе сто пятьдесят отдам.

– Ни копейки не получишь! – рявкнула женщина, и дверь захлопнулась.

Закрыв глаза, Ника прислонилась лбом к холодному стеклу глазка.

– Эх, Рассея-матушка, куда ж от тебя деваться? А может, тоже напиться, а?

Идея показалась хорошей.

– С утра пораньше? – насмешливо спросил внутренний голос.

– Какое утро? – вслух возмутилась Ника. – Два часа дня.

– Ладно, давай, – милостиво разрешил незримый собеседник.

Вернувшись в комнату, женщина достала заначку и, дотащившись до ближайшего магазина, купила бутылку коньяка и лимон. Расположившись на кровати, Ника с наслаждением предалась греху пьянства, закусывая благородный напиток целым цитрусом, порезать который уже не осталось сил.

Вскоре её охватила приятная истома, голова перестала болеть и, расслабившись, Ника погрузилась в дремотное состояние.

Мысли лениво бродили по извилинам, вяло цепляясь одна за другую, спокойствие опустилось на плечи, потери уже не казались невосполнимыми, и она не заметила, как задремала.

Под парусами капитана Мак-Гилла.

Через некоторое время странный плеск влился мне в уши, а постель показалась настолько жёсткой, что я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее.

Не добившись результата, я потянулась, разлепила сонные вежды и окаменела; передо мной расстилалось бескрайнее море. Его шум и стал причиной моего пробуждения, а сама я сидела на песке, спать на котором, как известно, невозможно. Вытаращив глаза, я смотрела на пену ворчливого прибоя.

– Эй, ты! – послышался грубый оклик.

Ошарашенная я не отреагировала. Новый окрик прозвучал ещё резче:

– Эй ты, малец!

«Ну, это точно не мне», – решила я.

Но последующие действия владельца голоса показали, что я ощиблась.

Жёстко встряхнув, меня подняли, повернули на сто восемьдесят градусов, и я оказалась лицом к лицу с огромным, мускулистым мужчиной, одетым в широченные красные штаны, подпоясанные того же цвета кушаком и заправленные в огромные ботфорты. Торс его едва прикрывала пёстрая жилетка, а вокруг головы обвивался вылинявший платок, из-под которого на плечи спадали засаленные локоны. Один глаз закрывал лепесток чёрной ткани.

– Откуда ты здесь взялся, мальчишка? – не меняя тона, поинтересовался живописный собеседник.

Я разозлилась.

– Какой я вам мальчишка? Отпустите меня немед…

И тут увидела свои ноги. Чёрные штаны не вызвали у меня изумления, я постоянно ношу брюки, но, приглядевшись, я поняла, что они кожаные, а таковых в моём гардеробе не имелось.

Удивило меня и отсутствие груди. Вернее, та была, но не третьего размера, а маленькая и почти незаметная под мешковатой рубахой с широкими рукавами, сужающимися у запястий.

Схватившись за голову, я обнаружила бандану, стягивающую собранные в тугой пучок волосы.

«А ведь пару дней назад я сделала стрижку», – мелькнула глупая мысль.

– Следишь за нами? – уронив меня на песок и до боли сжав моё хрупкое плечо, спросил полуголый великан. – Кто тебя послал?

«Я сплю и вижу сон, – решила я. – Бредовый сон. Кто меня послал? Куда? Откуда? За кем следить?»

– Наш корабль утонул, – едва шевеля языком, сказала я. – Я находился в лодке, она перевернулась, и меня, наверное, выкинуло на берег. Но, как, не помню.

Хватка ослабла.

– Вы попали во вчерашний шторм? – заинтересовался колоритный незнакомец. – Вот и мы тоже. Теперь чиним судно. Пробоины по всему днищу, что твой кулак.

«Мой? – посмотрев на свои пальцы, в очередной раз мысленно удивилась я. – Скорее твой».

И перевела взгляд на массивную кисть мужчины. Вслух же произнесла:

– Вам повезло больше, чем нам. Похоже, из всей команды спасся только я один.

Буркнув что-то неразборчивое, но явно сочувственное, собеседник погрузился в размышления.

– Ладно, пошли, – наконец приказал он, – я отведу тебя к капитану.

И двинулся вперёд. Делать было нечего, поскольку сон не прерывался, пришлось идти вслед.

– Меня зовут Джон Коу, а тебя? – неожиданно спросил провожатый.

– Э-э… Ника, то есть Нико.

– Фамилия у тебя есть?

– Наверное. Только я никак не могу её вспомнить. Я ударился головой.

– А с какого ты судна? Корсарского?

Мне пришлось вдохновенно врать:

– Судя по костюму, да. Но в памяти у меня не сохранилось никаких подробностей плавания. Только эпизоды из раннего детства.

– Бедняга, хорошо тебя приложило. Ты ведь не англичанин, верно?

– Почему вы так решили? – осторожно поинтересовалась я.

– Выговор чужой. Вроде как испанский или итальянский.

Я хмыкнула. Ну, мужику виднее, он, наверное, несколько языков знает.

– Учти, – предупредил тот, – капитан испанцев не любит. Если ты один из них, без разговоров вздёрнет на нок-рее.

Нок-рея – поперечная перекладина на рее.

«Так, – подумала я, – бред переходит в кошмар».

И спросила:

– А как он это выяснит?

– Найдёт способ, – прозвучал краткий ответ.

Больше мы не разговаривали.

Впереди замаячил корабль, рядом с которым не было ни души. Мой спутник напрягся.

– Тысяча чертей, где все? – пробормотал он.

И кинулся к месту стоянки. Мне тоже пришлось прибавить ход, и, против ожидания, двигалась я легко: ни спина, ни колени меня больше не беспокоили.

Добежав до судна, Коу заметался, но внезапно остановился, прислушиваясь. Из-за холма доносились голоса и бряцание оружия.

– Дьявол! – заорал Джон.

Схватив за запястье, он потащил меня за собой, на ходу поминая разных морских обитателей и всех вместе взятых чертей.

Когда мы вскарабкались на вершину, глазам моим предстало удивительное зрелище. С двух сторон ровной площадки стояли люди, одетые, как я и мой новый знакомец, а в центре круга находились связанный молодой человек в растерзанной одежде и двое мужчин, один из которых выглядел настоящим пиратом, а второй, благодаря элегантному камзолу, джентльменом.

Неожиданно для нас, не знавших предыстории, оба выхватили шпаги и скрестили клинки. Сцена показалась знакомой, но сопровождающий не дал мне времени вспомнить, где я могла её видеть. Дёрнув за руку, он заставил меня быстро переставлять ноги, чтобы кубарем не скатиться к подножию холма, и, скользя на осыпающемся песке, ринулся вниз.