Загрузка
Пожиратель звезд

 

 

Часть 1. Всякой твари по паре

Проснувшись, я встала с дивана, замоталась в плед и подошла к окну. Сириус все-таки погас этой ночью. Я точно знала, что он вот-вот исчезнет, как исчез незадолго до того Ригель, звезда из двойной системы Альфа Центавра. Уже давно мне снился чей-то ужас перед происходящим, ожидание неотвратимого кошмара нарастало, и вот — свершилось.

Во сне я стояла и смотрела на небо чужими, слезящимися от напряжения глазами. Да, знаю, на самом деле он погас несколько лет назад, сейчас исчезнет лишь его последний свет, который отправился в путь, пока звезда еще существовала. Но вот он мигнул раз, два, и все — от Сириуса не осталось и следа. Чужая боль сжала сердце, чужие глаза закрылись, удерживая слезы. Проснувшись, я сглотнула комок не своего горя, застрявший в горле, и открыла глаза.

Прислушалась к привычному стуку непривычно ненужного будильника. Других звуков не осталось, город уже с месяц как перестал издавать любой шум, от его ночной тишины звенело в ушах. Слизняки разогнали почти все учреждения и предприятия, оставив временно лишь тех, кто занимался уборкой и переработкой последнего урожая, свертыванием заводов, разоружением, ну и, конечно, работой с населением.

За окном начало марта, темно и тоскливо. Фонари не горят, пасмурно и не видно звезд, только в небольшой разрыв между тучами выглядывает луна. Ее голубой свет играет на блестящих золотистых стенах огромного сооружения, возведенного над соседним домом. Там живут эти… которые свалились на нашу голову с Ригеля после того, как он погас.

Я видела, как это здание строили, если можно так выразиться. Слизняки привезли и поставили по углам девятиэтажки напротив моего дома четыре огромных блестящих бочки. Воздух над ними задрожал, снег вокруг начал таять и на глазах превращаться в облака пара. Из бочек вытянулись вверх четыре опоры, когда они поднялись над крышей, навстречу друг другу выдвинулись поперечные балки, соединившие опоры между собой.

Дальше ничего не удалось разглядеть, потому что решетчатое сооружение внезапно затянулось блестящей, похожей на металлическую пленкой. Вот и все, вскоре их дом был готов — высоченная башня, завершающаяся огромной стеклянной колонной. Что находится внутри, никто не знал, как осталось неизвестным, когда и кто там поселился. Постепенно подобные сооружения занимали места над другими зданиями нашего города.

Вообще-то дома пришельцев теперь торчали по всей Земле, причем день ото дня их становилось все больше и больше. Временно, как утверждали слизняки, пока они все не организуют так, чтобы всем — и им, и нам, людям — было удобно. О каком удобстве можно толковать, когда на одной планете пытаются поместиться обитатели двух?

Хотела бы я знать, куда они всех собак подевали? У соседа была здоровенная псина, так они ее забрали, уверив, что потом вернут. С одной стороны, если тебе нельзя из дома высовываться, так с собачкой особо и не разгуляешься. С другой — кроме собачек, существовали кошки, коровы, лошади, другая домашняя живность… бомжи, наконец. Ни одного не стало видно. Куда все это подевалось? Да, кстати, а своих собак они тоже сюда привезли?

Я опустила глаза на подоконник. Там лежал здоровенный лимон, казавшийся в лунном свете совсем зеленым. Хилая ветка тощего комнатного деревца, не в силах удержать свое детище на весу, опустила его на твердую опору. Еще месяц назад я радовалась, представляя, как позову друзей пить коньяк с собственноручно выращенным лимоном. Теперь же передвижения людей слизняки ограничили почти полностью, в гости никто не ходил, к тому же и коньяк запретили за компанию с остальным алкоголем.

Слизняками их называли в народе, и они были обычными инопланетянами. Пришельцы ходили в коллоидных скафандрах, скользких и мерзких на вид, производивших отталкивающее впечатление. Скафандрами их можно было назвать только потому, что лицо закрывало прозрачное стекло, а остальное — так, толстый слой розоватого желе, состоящего из чего-то вроде протоплазмы, служившей фильтром для очистки. Состав атмосферы им вполне подходил, только вот загрязнен наш воздух чересчур, они такой мерзостью дышать не могут. Когда приведут в приличный вид планету, снимут защиту, а пока…

Глаза бы на них не смотрели, ни в скафандрах, ни без! Еще неизвестно, что за морды у них окажутся, может, в желе они и приятнее выглядят.

Когда Ригель исчез несколько лет назад, особенного шума не было, что-то телевидение невнятное сообщило, пара-тройка заметок в сети проскочили про блуждающую черную дыру. Мол, наконец-то существование черных дыр можно считать вполне доказанным. Кому могло прийти в голову, что около погасшей звезды жили разумные существа, далеко опередившие нас в своем развитии — межзвездные перелеты, уровень развития цивилизации, который нам и не снился. Где они раньше были со своими технологиями, пока светило их солнце?

Зазвонил телефон. Телефоны пока не отключили, но пообещали, что скоро их того… за ненадобностью. И вообще все ликвидируют, все, полностью, потому что людская жизнь устроена неправильно, им, видите ли, не нравится. Согласна, родную планету мы и в самом деле запакостили по самое никуда, только это все равно не повод лишать людей привычной жизни.

Путаясь в пледе, дотянулась до трубки. Лариска спросила тусклым голосом:

— Не разбудила?

— О-о-ох! Ну и разбудила бы, ничего страшного бы не случилось. На работу не надо, на улицу никак, спи хоть круглые сутки, — бодряческим голосом ответила я. — Ты-то чего не спишь?

— У нас дом закрыли наглухо, — простонала она.

— Как это?

— Дверь в подъезд не открывается!

— В домоуправление звонили?

В голове завертелись самые дикие предположения. Но вроде эти слизняки еще никаких устрашающих акций не предпринимали. Хотя, если они все же соберутся, скажем, убрать людей, чтоб под ногами не путались и воздух им больше не портили, разве мы сумеем сделать что-то против? Мы с самого начала не смогли постоять за себя.

— Да звонили, — уныло вздохнула подруга. — Тольку-то с того. Сказали — переселение, а куда и что, ничегошеньки не знают. Я боюсь. Не за себя, за детей. Лешка слег, третий день не встает, лежит мордой в подушку. Почти не ест и ни слова не говорит.

— А дети?

— А что дети? Пялятся в телевизор да бесятся. В школу не нужно, делать нечего, даже не погулять, — Ларискин голос сорвался и задрожал. — Жень, ты только… если вдруг нас…

— Перекрестись! — взвыла я. — Что за мысли тебе в голову лезут?

Лариска отчаянно вдохнула и разрыдалась, сквозь всхлипы я с трудом разбирала ее торопливые слова:

— Господи, за что? Я не понимаю. А дети? Мы никому теперь не нужны, даже сами себе. Мы больше не люди. Мыши, трусливые мыши… нас разогнали по норам, и мы сидим и трясемся, потому что больше ни на что не способны. Мы никто! Только боимся… и все.

Гудки… бросила трубку. Я дотянулась до музыкального центра, нажала кнопку. Свет запрещено включать даже ночью — для экономии, электростанции начинают сворачивать, но музыку слушать пока можно. Да, мы боимся, а что нам остается делать?

Когда у Земли появились их звездолеты, они первым делом посшибали все наши спутники. Вояки всех стран немедленно принялись бездумно кидаться ракетами. Толку с того. При их технологиях наши ракеты были им по барабану, не страшнее комаров. Что-то вроде специального поля, которое окружает любое оружие и превращает его в пыль, в молекулы, в атомы, в черт знает что. В ничто.

Поначалу слизняки никого не загоняли по домам — пока их не попытались бить поодиночке. На соседней улице компашка подвыпивших парней накинулась на одного с претензиями. Проучить хотели, идиоты! То, что от них осталось, показали в назидание по телевизору, и не один раз. Не пугали, нет, спокойно предупредили — под стрелой не стой, опасно для жизни.

Но народ еще рыпался, не только в нашем провинциальном городишке, везде, по всей планете. Надо признать, погибали только те, кто пер на рожон, сами слизняки никого не трогали. Хотя, кто их знает, нам осталось только телевидение, а правду ли говорят те, кого оставили там работать? В общем, в настоящий момент человечество целиком сидело под домашним арестом, ожидая решения своей судьбы.

Я пошла на кухню, зажгла свечу, включила газ под чайником. Про закрытые наглухо двери домов слышать еще не доводилось. Народ и так смирно сидел по квартирам, не высовываясь по доброй воле, еду развозили и люди, и роботы слизняков. Что же, теперь Ларискин дом перестанут кормить? С едой было не так, чтобы особенно хорошо, не разгуляешься, но с голоду никто еще не помер. Зачем, с какой целью их заперли?

В чайнике зашумела, забулькала вода. Дом напротив был первым, который ригелиане возвели в нашем городе. К тому времени все уже знали, откуда они явились, зачем и самое главное — что теперь мы будем соседями на нашей планете. Телевизоры работали круглые сутки, и дома, и на работе никто не отлипал от экранов. Почему я вспомнила про этот дом? Ах, да, точно такое же бульканье было слышно, когда он начал возникать почти из ничего.

Да, так вот — прилетели эти слизняки на своей тарелке или как там они называют свои машины? Было воскресенье, я уже не собиралась на следующий день на работу. Как раз в пятницу нам сообщили, что все, нашей конторы больше не существует за ненадобностью. Ригелиан в нашем городе до сих пор видели только по телевизору, живьем они не появлялись, а тут возникли как из воздуха, поставили свои бочки, и началось.

Народ в панике бросился искать помощи у властей, названивать в администрацию, милицию, наверное, еще куда-то, потому что у места строительства незамедлительно появились черный джип, пять милицейских уазиков и одна «Волга». Потом, завывая, примчались парочка пожарных машин, немного позже — три БТРа, и на десерт сверху свалился вертолет спасателей.

Толстый дядька с большим брюхом выскочил из джипа, задрал голову и оторопело разинул рот. Он бросился к слизнякам, размахивая руками, и завопил во все горло. Надо же, я думала, у него пороху не хватит связаться с этими. Но слизняки дядьке что-то сказали, потом что-то показали, и он увял, сразу и бесповоротно. У милиции и спецназа изъяли оружие, причем они отдавали стволы совершенно безропотно.

Наконец, все приехавшие развернулись и потопали оттуда своими ногами, а их машины остались. Брошенная техника постояла еще пару дней, а потом таинственно исчезла в неизвестном направлении. В тот же день показали по телевизору останки придурков, покушавшихся на слизняков, и теперь все сидят по домам, за исключением тех, кто нужен пришельцам для консультаций и необходимых работ.

Я налила себе чаю и подумала, как немного оказалось нам нужно, чтобы нас завоевали. Взяли человечество за шиворот, как котенка, и оно терпеливо болтается в большой руке чужого дяди, размышляя, что же теперь с ним будет?

Звонок в дверь заставил вздрогнуть от неожиданности. Наверное, еду привезли, особенно больше некому — разве что соседка изредка заскочит. Никакого понятия о времени у слизняков, кажется, не существовало, или у них биологический цикл другой, или дел слишком много, но им было все равно, утро или ночь. Ладно, пришельцы там, роботы, но люди, которые на них работают, как они-то справляются с непривычки?

За дверью и в самом деле оказался Вова, который развозил еду в нашем районе. Его ненашенская одежда ярко светилась в темноте, специально, чтоб ноги не ломать в неосвещенных подъездах. Вова наклонился, опустил коробку на пол, и тут за его спиной я разглядела робота, корпус которого слабо отражал свет Вовиной иллюминации.

— Привет, — сказал Вова, разгибаясь. — Вот и еще недельку проживем, да?

— Привет, Вова, — откликнулась я, соображая, чего здесь понадобилось роботу. — Не убегай, давай поболтаем хоть пять минут, а? Сижу одна, как в погребе, почти никого не вижу. Что хоть снаружи творится, тебе ведь сверху много видно?

— Не могу, — вздохнул Вова, — знаешь, какой график строгий. А работу терять не хочется, хоть и не платят за нее, но все же не сидеть взаперти. И потом, ты знаешь, машинка у меня — закачаешься! В жизни такого кайфа не имел.

Последние слова Вова произнес, торопливо сбегая по лестнице. Робот остался стоять передо мной. Во мраке лестничной площадки мерно подрагивал зеленоватый свет в его глазах, как будто он меня внимательно разглядывал, потом раздался равнодушный голос:

— Уважаемый индивидуум номер двести пятьдесят шесть четыреста восемьдесят пять по имени Евгения! Будьте добры, позвольте мне приложить к вашей голове этот прибор.

— А что случится, если не позволю? — сердито осведомилась я.

— Прибор поможет нам выяснить индивидуальные особенности вашего организма, — мне показалось, что в его бесстрастном голосе появились укоризненные интонации — Они необходимы для дальнейшего обустройства вашей жизнедеятельности. Кроме того, вы сможете выучить наш язык и без проблем общаться с нами.

— Лучше бы вы наш язык выучили, — раздраженно буркнула я.

— Мы, — подчеркнуто вежливо заметил робот, — его уже знаем. Так вы согласны?

Мне стало неловко за глупости, которые я морозила исключительно от злости. И в самом деле, пришельцы освоили наш язык в первую очередь, и этого самого робота я прекрасно понимаю. И что мешает мне узнать их язык, кроме глупого упрямства и неуместного чувства оскорбленного достоинства?

— Хорошо, согласна. Что нужно сделать?

— Ничего особенного, — он протянул руку и приложил к моему лбу маленькую светящуюся коробочку.

Кожа ощутила прохладную поверхность и все, больше ничего.

— Спасибо, — робот убрал руку. — Не согласитесь ли вы принять участие в проекте подгонки продукции питающих синтезаторов к человеческому вкусу?

— Вкусу или обмену? — уточнила я.

— Обмен у наших народов одинаковый, — робот уже держал в руках здоровенный ящик. — Нужны добровольцы, которые помогли бы нам. И вам в том числе, всем землянам. В скором времени всем людям придется питаться только таким способом. Следовательно, чем быстрее и качественнее будет подогнана программа работы синтезатора, тем меньше в дальнейшем будет проблем.

— Давайте сюда вашу коробку, — если уж мне придется лопать то, что дадут, а не то, что сама буду готовить, лучше приложить к нему руки заранее.

— Я сам установлю синтезатор, не беспокойтесь, — робот шагнул вперед, мне оставалось только посторониться и пойти за ним следом.

На кухне робот решительно воткнул свой ящик в раковину, свернув кран набок.

— Здесь, — заявил он, — лучшее место, этой модели требуется вода.

Я возмутилась:

— А где мне теперь посуду мыть?

— Она вам больше не понадобится, — объяснил робот. — Еду вы будете получать одновременно с посудой, которую затем надо будет возвращать в синтезатор вместе с остатками пищи для утилизации.

— Ну, раз так… Вы, случайно, не знаете, — телефонный разговор с Лариской продолжал меня мучить, — почему начали закрывать людей в домах?

— Знаю, — робот ковырялся в раковине как заправский сантехник. — Начинается программа переселения. Вы разве не слушали последние новости?

— У меня и телевизора-то нет, — хмыкнула я.

— Странно, вы не похожи на асоциальную личность, — заметил робот, сосредоточенно обозревая законченную работу. — Готово. Хочу предупредить, что при переселении возможна временная потеря связи с близкими вам людьми. Как только программа завершится, все связи будут восстановлены, поэтому рекомендую не волноваться и соблюдать спокойствие.

Очень интересно! Не волноваться, надо же! Вся жизнь встала на дыбы, все пошло наперекосяк, ты сидишь без работы, без привычного образа жизни, почти в клетке, не можешь общаться с другими людьми, и тебе же предлагают оставаться спокойной?

— Как с этой штукой обращаться? — угрюмо поинтересовалась я.

— Очень просто, — робот нажал единственную кнопку на корпусе. — Вот так!

Ящик подмигнул красным светом и приветливо заявил:

— Рад встрече, уважаемая Евгения! С наслаждением предвкушаю предстоящую совместную деятельность на благо общества!

На благо, значит? Ну-ну!

Робот вежливо попрощался и двинулся к выходу, но по дороге подхватил оставленную в прихожей коробку с продуктами и внес в кухню.

— Мы надеемся, что продукты вам больше не понадобятся, но на всякий случай пусть они у вас имеют место.

Место-то они пусть имеют, вздохнула я про себя, но если их готовить, то посуду что, все-таки в ванне мыть?

— Наша программа рассчитана на три дня, поэтому предлагаю приступить к работе прямо сейчас, — протарахтел из раковины ящик.

Я развернулась к нему. Есть ночью? Ни за что! Ящик преспокойно продолжал разглагольствовать:

— У меня пока нет имени, рекомендую вам самой его выбрать, чтобы оно не вызывало у вас неприятных ассоциаций.

Три дня терпеть этого болтливого типа? Он хоть про что-нибудь, кроме еды, может говорить?

— Ням-ням, — предложила я, не особенно размышляя.

Ящик разразился гневной тирадой:

— Это не имя, Евгения, это прозвище. Вы пытаетесь унизить меня? Люди, находящиеся на низших уровнях развития человеколюбия, пытаются стабилизировать свою уверенность в себе, низводя окружающих до…

Ого! Он меня этак совсем низведет до какого-нибудь уровня за три-то дня. Ишь, какой самолюбивый экземпляр попался. Или они все такие?

— Простите, — прервала я его словоизвержение. — Если вы способны отличить имя от прозвища, почему не назовете себя самостоятельно?

— Исключительно ради вашего душевного благополучия я предлагал вам самой поименовать меня, — напыщенно заявил ящик. — Но если вы, Евгения, предоставляете право выбора мне... Я правильно вас понял?

— Угу, — чтобы не расхохотаться, я закусила губу.

— Тогда я буду звать себя, — объявил он, — Иван Сергеичем!

Засунув кулак в рот, чтоб не заржать во все горло, я свободной рукой нашарила табуретку и плюхнулась на нее. Иван Сергеич, чтоб тебя! Вот же угораздило меня.

Ящик же продолжал трепаться:

— Евгения, хочу сразу поставить вас в известность, что знаком со всеми продуктами питания людей. Кроме того, в мою память внесено множество рецептов различных блюд разных народов. Наша с вами задача заключается в том, чтобы пробовать мои творения и доводить их вкус до высочайшего уровня.

— Я спать хочу, — буркнула я, потому что внезапно вспомнила сегодняшний сон, и у меня моментально испортилось настроение. — Вы знаете, что Сириус тоже?..

— О да, я в курсе, но вы зря переживаете, — успокоил он. — О том, что он погаснет, было известно уже несколько лет, так что все обитатели его системы уже направляются сюда.

— Сюда?! — весь сон слетел с меня к такой-то матери. — Тоже сюда? Почему сюда?!

Я заметалась по кухне, рванула в комнату, бессмысленно побегала там и вернулась.

— Иван Сергеич, дорогой! Здесь и так творится сущее безобразие! Население трех планет на одной? Вы в своем уме?

— Ресурсы вашей планеты растрачиваются бездумно и нерационально, — начал он, но с меня хватило предыдущей болтовни.

— Уважаемый Иван Сергеевич! Я расстроена, поэтому хочу посидеть в тишине и подумать. Вы здесь зачем? Еду готовить? Вот и готовьте, а мне хочется заниматься своими делами, — заявила я и ушла с кухни.

Никаких дел у меня, естественно, не было, просто меня все достало. Жизнь сломалась, и моя, и всей планеты. Вот уж не думала, что когда-нибудь буду размышлять о судьбах всего человечества. Но сейчас всем было тошно, не только мне. Любые перемены раздражают. А если к нам на голову свалится население еще одной планеты? Мамочка, да что ж тогда будет?

Нет, какие-никакие плюсы найти можно в любой, самой пакостной ситуации. К примеру, больше не надо вставать по утрам, мучительно раздирая глаза, чтоб не опоздать на работу. И за инет платить не надо, правда, только пока он еще существует. Я включила компьютер, который, к моему величайшему удовольствию, совершенно не умел трепать языком, и пока он грузился, размышляла, почему все пришельцы со звезд собираются сюда? Больше некуда, что ли? Планет, пригодных для обитания, так мало? Откуда слизняки знают, что эти… Сириусянцы или как их там… тоже к нам прибудут?

Эх, жили мы себе, не тужили, отсталые такие и потому никому не нужные, а теперь уже вторая высокоразвитая цивилизация хочет спастись на нашей родимой планете. Будем жить друг у друга на голове, что ли? Почему бы им на Луне не поселиться? Или вообще на Марсе?

Снова звонок в дверь — явилась соседка Надежда, сгорающая от любопытства.

— Женечка, я подглядывала, прости. Сидишь безвыходно, так уже и не знаешь, как извернуться, чтоб не помереть от скуки и неизвестности. Чего тебе тот робот принес, какую машину? Ты про переселение слыхала? А про Сириус?

Я кивнула головой. Нынче соседи больше не обсуждают виды на дачный урожай огурцов и картошки, судачат исключительно на темы планетарного и вселенского масштабов.

— Сказали, что после переселения и адаптации разрешат свободное передвижение по всей планете. Машины, говорят, предоставят, вроде той, на которой Володя еду развозит. Да, и скорая помощь теперь на такой же технике ездит, ты знаешь?

Да уж, от нашей техники не осталось ни рожек, ни ножек. На улицах ни одной машины, самолеты не летают, поезда не ходят. Неэкологичный у нас транспорт оказался, загрязняет атмосферу, почву, воду, поэтому запрещен повсеместно. А народ со страху болеть начал, так что куда же без скорой? Правда, вся медицина теперь тоже снабжена приборами инопланетян. И помогает, говорят. У Надеждиной мамаши случился недавно сердечный приступ, так приехали врачи, приложили к руке какой-то приборчик, и все, никаких проблем с тех пор.

Главное, внезапно пришло в голову, главное — не думать об этом! Сделать вид, что все нормально, я за всю жизнь ни разу не вышла из своей квартиры на улицу, у меня никогда не было друзей, даже виртуальных, в сети, я сама не существую, а сплю. Да, сплю, сплю, и мне все это снится. И Надежда тоже снится!

— А я бы с удовольствием в Африку смоталась, — продолжила она. — На живых львов посмотреть. И в Америку тоже.

— Чего там, в Америке, теперь смотреть? Все небоскребы снесли, наверное, везде торчат дуры вроде этой, — я мотнула головой в сторону окна.

— Нет, как раз небоскребы они оставят, сказали, — оживившись, протараторила Надежда. — В каждом городе оставляют здания, имеющие историческую ценность для человечества, вот. А уж остальное снесут, конечно. Но я не на небоскребы хочу посмотреть, а на Большой Каньон.

— Он разве не в Канаде? — удивилась я.

— Совсем одичала без телевизора, — вздохнула соседка. — В Колорадо. И чем ты только занимаешься в одиночестве? Думаешь? Смотри, допрыгаешься до психушки. Но там тоже сидят эти… и всем мозги вправляют как надо. Тебе оно нужно?

— Ладно тебе, — отмахнулась я от нее и двинулась все-таки на кухню. — Конечно, по-твоему, если человек думает, он рано или поздно попадает в психушку?

— Ну, не сердись, Жень, — жалобно вздохнула Надежда. — От такой жизни, сама понимаешь, уж не знаешь, что и говорить. Про думать вообще молчу.

Чего тут сердиться? Она совершенно права. Если я не смогу взять себя в руки, перестать думать о происходящем и заставить себя привыкнуть к нему как к реально существующему положению дел, то рано или поздно мозги мне вправят. Как раз нужным образом, вот только кому? Уж не мне, наверное.

— Иван Сергеич, это Надежда, — представила я соседку, — она хочет с вами познакомиться.

— Очень приятно, — обрадовался ящик. — Простите за некоторую заминку, я вас идентифицирую. Один момент. Так, номер четыреста тридцать один ноль ноль семь. Очень приятно, Надежда. Вы ведь тоже умеете готовить? Значит, ваша помощь мне весьма пригодится.

Надежда покраснела от удовольствия, а я ушла к компьютеру, мне уже все было поперек горла.

Последние новости рассказывали про почти полное переселение крупных городов (чем быстрее устроишь большие массы народу, тем меньше головной боли), восстаниях на территориях бывшего Китая и бывшей Бразилии (жертв нет, зато мозги вправлены всем и исключительно правильным образом). Ага, а здесь о полной очистке полей Нечерноземья от месторождений металлолома и транспортировке его на Луну. Пригодится для строительства новых городов в виду прибытия пришельцев с Сириуса.

Интересно, а на Луну можно будет слетать? Мне давно хотелось взглянуть оттуда на Землю. Или туда только сириусян будут пускать?

Шум оживленной беседы на кухне резко усилился. Что такое? Ах, меня зовут снять пробу. Чего они успели натворить? Мне Надеждины пироги очень нравились, а все остальное, на мой взгляд, она готовить не умела.

— Женечка, — соседка повернулась ко мне с тарелкой в руках. — Попробуй, мне кажется, соли маловато.

Они сварганили плов, настоящий узбекский плов. Соли было нормально, что-то другое было не в порядке, а что — непонятно. Но есть вполне было можно, в той столовке, где мне еще недавно приходилось обедать, и близко так готовить не умели.

— Полагаю, — внушительно заметил ящик, — что смущающий вас обеих вкус пищи зависит от воды. Должен предупредить, что был вынужден дистиллировать воду перед синтезом, она содержит слишком много вредных для метаболизма веществ. Вы же привыкли готовить с ней…

— Почему нельзя было добавить в еду некоторое количество солей, которые имеются даже в чистейшей воде? — грозно вопросила я. — Разве вам не все равно, что синтезировать, Иван Сергеич?

— Простите, — надо же, засмущался. — Заболтался. Сейчас повторим эксперимент, да, Наденька?

Ишь ты, они уже на короткой ноге! Ну и ладно, пусть забавляются дальше. Я только собралась смыться с кухни, как Надежда остановила меня очередным вопросом:

— Жень, ты не слыхала, говорят, в новых домах будет такое специальное приспособление для одежды? Влезаешь в шкаф, и он на тебя напыляет все, что хочешь, любого цвета и под любую погоду.

Теперь я была готова поверить во что угодно. Только в таком случае мне следовало бы похудеть килограммов на пять. А Надежде на все двадцать пять! Я содрогнулась при одной мысли о возможности узреть соседку в облегающем комбинезоне. Потом вспомнила давешнего начальника, который пытался остановить строительство нового дома пришельцев, толстого, да еще и с выдающимся брюхом — тут меня и вовсе передернуло. Нет, как хотите, но такие фигуры следовало бы одевать прямо в тот шкаф, и носить его, не снимая.

— Ага, и шлем парикмахерский, — Надежда так увлеклась приятными перспективами, что не обратила внимания на удрученное выражение моего лица. — Надеваешь на голову, говоришь, какую прическу хочешь, и готово. Главное, он твой собственный будет, и в очереди сидеть больше не надо, здорово, правда?

Я скорчила счастливую физиономию и смылась с кухни, бормоча на ходу, что у меня там дела. Какие, к чертовой матери, дела? Заглянула в почту, а там ничего. Куда все подевались? Постепенно друзья-приятели переставали писать, и день за днем на душе становилось все тоскливее от их последовательного исчезновения. Правда, о чем, собственно, сейчас говорить друг с другом? О том, что ты точно так же, как и они, сидишь в заключении, ожидая решения своей участи?

С кухни выскочила Надежда.

— Женечка, все, я побежала, а то Витька там с ума сходит, наверное, без меня. Слушай, получается, у всех будут такие повара? И у плиты больше торчать не придется? — ее жизнерадостное оживление вдруг резко угасло, она растерянно спросила: — А чем же я тогда буду целый день заниматься? Иван Сергеич говорит, что в новых домах и уборкой заниматься не надо, они сами пыль собирают, сами стирают, сами порядок наводят.

— Путешествовать будешь, — я обняла ее за плечи. — Поживешь в кои веки в свое удовольствие. Не думаешь же ты, что родилась на свет только для того, чтобы стирать, готовить и пыль вытирать без остановки?

Надежда снова оживилась и ушла к себе совершенно счастливой. Мне бы так, с завистью подумала я и двинулась трудиться во имя общественных интересов. Следующий плов оказался вполне приличным, но через два часа я озверела от обилия приготовленных блюд. Благо общества, конечно, превыше всего, но мне еще жить хочется, дегустатор из меня тот еще. Отвесив Иван Сергеичу несколько увесистых комплиментов и пожаловавшись на усталость, я потребовала себе перерыв и завалилась в кровать.

Уже совсем рассвело, но пасмурное серое утро не радовало вовсе. Валил снег, а меня терзала мысль о том, как же мы теперь будем встречать Новый год? Или другие праздники? С синтезированными елками и синтезированной же мимозой? Или цветы все-таки можно будет рвать? Тоска полная. Спать, хочу спать… И чтоб ничего не видеть вокруг.

В памяти всплыла беседа с роботом. Он сказал, что обмен у наших народов одинаковый. Так, и что же получается? Слизняки тоже люди, что ли? Да, у них две ноги, две руки и голова, как у любого человека, и это меня больше всего удивляло — почему они так похожи на нас? Надень их коллоидный скафандр хоть на меня, и нас будет не различить.

А как же тогда эволюция человека, все эти приматы, гоминиды и как их там?.. Троглодиты, неандертальцы и кроманьонцы? Никогда не могла запомнить этапы превращения обезьяны в человека. Как там дедушка Экклезиаст говаривал? От многой мудрости многие печали? Спать, все, с меня хватит! Вот только какая звезда погаснет следом за Сириусом?

Никакие звезды во сне больше не гасли, и разбудил меня божественный аромат кофе, от такого запаха разве что покойник не проснется. Как давно я кофе не пила! Отбросив одеяло, поползла на кухню, но, глянув в окно, резко затормозила. Пока я спала, исчезла девятиэтажка, сиротливо ютившаяся под новопостроенным домом слизняков. Исчезла бесследно, как ее и не бывало, а землю под ней припорошил чистый белый пушистый снег. Вот, значит, как теперь будет. А где же ее обитатели? Когда их успели переселить? И куда? Может, опасения Лариски были небеспочвенными?

Я бросилась к телефону, набрала ее номер. Длинные гудки, потом металлический голос:

— Простите, но этот номер больше не существует.

А Лариска? Она еще существует? Я завыла в голос и побрела на кухню. Крышка ящика была откинута, внутри стояла красивая кофейная чашка размером немногим больше наперстка. Отхлебнув кофе, я вспомнила наши с Лариской последние посиделки и заревела еще громче.

— Евгения, дорогая, что с вами?

Я хлюпнула носом:

— Моей подруги больше нет, а-а-а…

— Значит, ее уже переселили, — укоризненно сказал ящик. — Вы напрасно так переживаете, ваша подруга сейчас начинает новую жизнь. Вскоре и вас перевезут в другое жилище, и поверьте мне, Евгения, вам понравится.

Сейчас, так я тебе и поверила, мерзкая железяка! Откуда ты знаешь, понравится мне или нет? Как будто золоченая клетка хоть чем-то лучше обычной тюрьмы.

— Вы знаете, Евгения, скоро начнут прибывать звездолеты с Сириуса. Поэтому за оставшееся время все — и люди, и ригелиане — должны быть устроены. Так что ждите скорых перемен. Ну, а пока, умоляю вас, скажите мне, как вам мой кофе?

Кофе был отличным, и мое сердце быстро оттаяло. Правда, к вечеру мне снова захотелось разнести проклятый ящик вдребезги, даже несмотря на то, что он умел синтезировать шампанское и коньяк и, мало того, мы успели перейти на «ты». Иван Сергеич, конечно, уверял меня, что из-за его экспериментов не располнеешь. Но я-то знала, что слопала как минимум пять пирожных целиком, про остальное вообще молчу — даже попробовать семь десятков разных блюд, хоть и по пол чайной ложки, нелегко. В итоге мы сошлись на том, что завтра занимаемся вегетарианской кухней и сыроедением.

В ночной темноте стало видно, что колонна над строением слизняков после исчезновения девятиэтажки засветилась. Пришлось вывернуть шею, чтобы лучше рассмотреть ее сияние — казалось, в ней крутится мощный вихрь золотистых искр. Когда шея окончательно затекла, я присела и наклонила голову, пытаясь разглядеть перспективу, открывающуюся под зданием. Похоже, что домов, которые стояли за девятиэтажкой, тоже нет. Эх, не видно ни черта, а так хочется узнать, что же там.

Я плюнула на дальнейшие попытки что-нибудь выяснить и, растирая шею, завалилась на диван. Потянув на себя плед, подняла глаза и… Темный силуэт отчетливо выделялся на фоне светящегося окна, высокий дядька со скрещенными на груди руками. Он глядел в окно, слегка раскачиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Я тихо ойкнула, его голова медленно начала разворачиваться ко мне, вот плечи двинулись, сейчас он повернется ко мне.

Ахнув про себя, я пулей вылетела из комнаты. Досиделась взаперти в одиночестве! Глюки начались! Надька права, думать вредно! Схватив джинсы и прыгая на одной ноге, потому что вторая отказывалась попадать в штанину, я злобно ругалась во весь голос.

— Что такое, Женечка, что случилось? — взволнованно заверещал Иван Сергеич, чтоб его!

— Провалитесь вы все пропадом! — заорала я и, сорвав на бегу с вешалки куртку, выскочила на лестницу.

В небольшое окно на площадке лился слабый желтый свет. Все, больше не могу сидеть взаперти, сколько можно? На ходу засовывая руки в рукава, слетела по лестнице и вырвалась, наконец, на свободу, хватая ртом свежий воздух.

Прохлада мартовской ночи немного остудила меня. Как хорошо на улице! Одним рукавом вытерев слезы, другим — сопли, я встала перед подъездом. Схватят меня сейчас за шиворот или нет? Пока, вроде, никто не собирался, да и не видно никого вокруг. Тихо, только легкое непонятное потрескивание в воздухе, от которого волосы немедленно встали дыбом. Я пожала плечами, обогнула угол дома и вышла на улицу, как раз к тому зданию, которое было видно из моего окна.

Золотистый свет сияющей колонны на доме освещал всю улицу. Я посмотрела под ноги — в разные стороны от меня расходились сразу несколько теней. Подняла глаза к небу — вот светящаяся колонна, вот луна. Почему это она не на своем месте? Меня аж передернуло — когда луна внезапно оказывается там, где ее быть не должно, становится очень не по себе. Стоп, вот же она! У меня отлегло от души. Луна на месте, как хорошо, просто здорово. Та луна, первая, была другой, поменьше, но заметно ярче привычной. А вон еще одна…

Я стояла, задрав голову вверх, и любовалась новыми лунами, пытаясь их сосчитать. Шесть штук без настоящей, родной. Как интересно! Перешла через улицу, обернулась. Ага, телефонной станции больше нет. Вместо нее стоит огромное подобие ангара, без окон, без дверей, темный прямоугольный силуэт, заслонивший полнеба. А парк остался на своем месте. Невзрачный серый забор у школьного сада исчез, сама школа тоже, но на ее месте пока ничего не было, кроме утоптанного слоя подтаявшего снега.

Я шла по аллее из высоких тополей, пытаясь разглядеть знакомые созвездия. Вон Большая Медведица, а вот — сердце радостно забилось — Венера сверкала на западе, на своем привычном месте, единственная планета, которую я с легкостью опознавала.

Грязных пятиэтажек общежитий справа больше не было, исчезли многочисленные киоски, вниз открывался спуск, оказавшийся довольно крутым. Под ним громоздилось еще одно подобие неосвещенного ангара. Аллея закончилась, я вышла к стадиону и едва не присела от неожиданности. Огромная колонна возвышалась на месте стадиона, всю бывшую площадь которого теперь занимало основание этого невообразимого сооружения.

Прозрачная дурища поднималась в высоту, разглядеть, где она оканчивается, было невозможно — ее слабый свет терялся в высоте. Сквозь прозрачный материал, из которого был сделан корпус, слабо мигали разноцветные искры и огоньки, сплетающиеся в замысловатые разноцветные узоры. Танец света настолько заворожил меня, что я потеряла всякое понятие о времени — стояла, раскрыв рот, и любовалась. Наконец очнулась и протянула пальцы к колонне, меня прямо-таки тянуло ее потрогать, прикоснуться к ней, но рука не могла приблизиться к стене, мешало ощутимое сопротивление. Вроде там ничего не было, но что-то не пускало, сопротивлялось моему движению.

— Да что же это такое! — с досадой воскликнула я.

Спокойный мужской голос сзади ответил:

— Ферма.

Вздрогнув от неожиданности, я резко обернулась. За спиной стоял здоровенный скафандр со сложенными на груди руками. Он был не скользкий, коллоидный, как у слизняков, а обыкновенный, похожий на защитный костюм, только не такой мешковатый, поэлегантнее малость. Свят, свят, свят! Но за шиворот не хватает, значит, пока можно не нервничать. На всякий случай я сочла необходимым объяснить ему, что негоже по ночам так себя вести, укоризненно заметив:

— Вы меня испугали. Разве можно так тихо подкрадываться?

— Я и не думал скрываться, — возразил он, — вы слишком увлеклись и не слышали моих шагов. Тем более, выходить из домов на улицу запрещено не просто так, а потому что появление на открытом воздухе сопряжено с опасностью для жизни.

— Надеюсь, я еще жива, — фыркнула я. — Так что же выращивают на этой ферме?

— Вероятности, — для скафандра, похоже, это было вещью само собой разумеющейся.

— Зачем выращивать вероятности? — я вытаращила глаза. — Кому они нужны? И вообще, они… как бы это сказать? Нематериальны же!

— Да? — иронически хмыкнул скафандр и попытался пожать плечами. — Вы уверены? Тем не менее, их выращивают, для того, чтоб они стали больше.

— Вероятности чего?

— Да чего угодно, — ехидно заметил скафандр. — Любого события, совсем невероятного, к примеру. Совершенно невероятного. Абсолютно невероятного. Едва отличимого от нуля. И такую вероятность можно вырастить, хотя бы наполовину, и этого будет вполне достаточно для свершения маловероятного события.

— Бред какой! — с чувством сказала я. — Сказки. А вы кто, собственно? Человек или робот? Или?..

— Не все ли вам равно, кто или что вернет вас домой? — поинтересовался скафандр, протягивая руку.

Он вцепился в мое плечо, развернул меня в сторону дома и подтолкнул. Не удалось далеко убежать, любопытство меня сгубило, вот побег и закончился ничем. Зато на свежем воздухе прогулялась, и это совсем неплохо в нынешних обстоятельствах.

Вдруг я увидела вдалеке, там, где кончался город, точно такую же здоровенную колонну. Она слабо мерцала, как привидение, где-то в полях пригородного совхоза, и только тут мне стало ясно, насколько эти сооружения были высокими.

— А там, — я протянула руку в направлении второй колонны, — что выращивают? Невероятности?

— Нет, — меня осторожно подтолкнули в спину, — всего лишь строительные модули жилых зданий.

— Фи, как неромантично, — я гордо задрала нос и решительно зашагала к дому, вырвавшись из цепкой лапы скафандра.

Не хватало еще, чтоб меня вели как провинившегося младенца. Но поспрашивать можно, раз такой благоприятный случай подвернулся.

— А что там за луны появились?

— Это орбитальные оранжереи, — объяснил словоохотливый скафандр.

— И когда только вы успели столько сделать?

— Уважаемая, — голос скафандра стал прямо-таки ядовитым, — неужели вы всерьез думаете, что можно схватить чемодан в охапку и просто убежать на другую планету? Траектория блуждающей черной дыры была известно задолго до того, как она добралась до Альфы Центавра, я уж молчу про Сириус и другие звезды.

— Другие?! И сколько их еще собирается к нам в гости?

Он вздохнул:

— Население трех обитаемых планет из систем погибающих звезд собрало все свои ресурсы, как материальные, так и интеллектуальные, чтобы подготовить это великое переселение народов.

— Да, — голосом плохой девочки заявила я. — А тут мы под ногами, как мыши, путаемся.

На его месте я бы зубами заскрежетала, но он оказался воспитанным лучше меня, помолчал некоторое время, потом тихо заметил:

— Если бы вы знали, как это страшно, когда гаснет твое солнце…

Я растерянно заткнулась и до самого дома не сказала больше ни слова. Скафандр втолкнул меня в подъезд и захлопнул дверь за спиной. Интересно, а откуда он знает, где я живу? Хотя чему удивляться, мы все тут давно измерены, взвешены и идентифицированы, даже паршивый синтезатор питания знает в лицо всех жителей нашего городишки.

Медленно поднимаясь по ступеням, я пыталась представить, что же это такое — гаснущее солнце. Ничего не получалось, солнце в воображении продолжало ярко сиять на синем небе. Вдруг оно мигнуло и погасло, синее небо почернело, засияло россыпями звезд. Да ничем оно не будет сиять! Придвинется жуткая пасть огромной черной воронки, слегка мерцая испаряющимися фотонами, и займет почти все небо. В нее, закручиваясь, как мусор в водовороте, полетят-покатятся планеты со спутниками, астероиды, кометы, весь космический хлам. И наша планета послушно двинется туда же вслед за Солнцем.

У меня затряслись коленки от ужаса увиденного, я прислонилась спиной к стене, бессильно съехала по ней и уселась на корточки. Никогда еще мне не доводилось так отчетливо представлять себе картин космического масштаба, да еще из области научной фантастики. Хотя какая тут фантастика, если все происходящее — вот тут, рядом, перед моим собственным носом?

Отдышавшись, я кое-как поднялась и на подгибающихся ногах добрела до дверей квартиры. Сначала чужие сны, потом чужие видения — у меня не получалось признать их своими, не было никогда со мной такого, не было, и все тут!

Дома на меня накинулись сначала запах кофе, потом взволнованный голос Иван Сергеича:

— Женечка, все в порядке?

Что-то он начал утомлять меня своей заботой, все-таки привыкла я жить одна и обходиться своими силами во всех делах.

— В порядке, — процедила я сквозь зубы, хватаясь за чашку.

Кофе был бесподобным, ну, не могу я долго сердиться, когда меня такой вкуснятиной угощают. Ладно, потерплю еще.

— С тобой ничего не случилось? — продолжался допрос.

— Да что со мной могло случиться? Видишь, привели живой и здоровой, — отмахнулась я. — Кстати, дорогой, это ты настучал, что я из дома ушла?

— Передвижения всех жителей регистрируются центральным пультом управления жизнедеятельности города, так везде принято, — в его голосе прозвучали удивленные интонации, как при встрече с полным профаном, — исключительно в целях безопасности.

Я тяжело вздохнула:

— Что же, теперь и целоваться при луне придется под присмотром? Хорошенькие дела!

Иван Сергеич ненадолго задумался, как человек, подбирающий подходящие аргументы, потом усмехнулся:

— Я понял, вы просто не привыкли. Женечка, дорогая, никто не будет мешать вам целоваться, пока отсутствует опасность для жизни.

— И то ладно, — фыркнула я. — Все, спать пошла, устала.

Завалившись на диван, я вспоминала увиденное на прогулке. Пожалуй, мне еще много чему придется удивляться, и это, пожалуй, все-таки к лучшему.

— А ничего скафандр попался, милый, — подумала я, засыпая.

Всю ночь мне снилось черное облако в виде крокодила, которое неторопливо подползало к Альтаиру и широко разевало огромную пасть, чтобы проглотить его. Утром я не сразу открыла глаза, вспомнив, что сегодня мне предстоит очередная дегустация. Надоело уже! Вспомнила свою ночную прогулку. Надо же, обошлось без последствий. Открыла глаза…

Да? Без последствий? В таком случае, где я, собственно, нахожусь? Серый потолок, серые стены без окон, просторная голая комната. Только в углу здоровенное лежбище, на котором располагается моя персона, индивидуум номер двести пятьдесят шесть четыреста восемьдесят пять. Догулялась… Тюрьма? Психушка?

— А где окна? — громко спросила я, терять все равно было нечего.

— Их нет, но, если они вам необходимы, можно организовать имитацию, — негромко произнес строгий голос.

— А что же я сквозь имитацию увижу? — сердито буркнула я, сползая с лежбища.

— Все, что захотите, — бесстрастно уточнил тот же голос. — От обыденного вида планеты Земля внизу до изумительных видов фантастических ледников Агоу, тринадцатой планеты системы Проксимы Центавра.

И этот болтун, подумала я, да еще и шовинист, Земля ему, видите ли, не нравится. Но сказала совсем другое:

— Давайте обыденный, может, хоть пойму, где я.

— Вы могли бы просто спросить у меня, — проворчал голос. — Все равно не сообразите, где находитесь. Вот вам ваше окно, смотрите.

Вот нахал! Ничего себе, манеры. Хотя, если бы у меня в доме обнаружился некто незнакомый, да начал бы права качать, я бы тоже не обрадовалась. Познакомиться с ним поближе, что ли?

Я посмотрела на огромное окно, занявшее почти всю стену. Да, он прав, не соображу. Вокруг, до самого горизонта, была вода, сплошная вода, и только вода. Море? Океан? Еще и погода мерзкая, штормит, солнца не видно. И совершенно неясно, на каком этаже располагается моя комната — слишком высоко.

— Простите, а вы кто?

— Управляющий вашим домом, — с достоинством сообщил голос. — В мои обязанности входит исполнение любых ваших желаний, доступных моим возможностям.

Вот так вот, кратко и понятно. Остается разобраться, чего я хочу, и чего он может.

— Домом или тюрьмой? — для начала уточнила я.

— Домом, — настаивал голос. — Меня зовут Джошуа, к вашему сведению. Кто вы, я знаю. Не угодно ли нам перейти на «ты» для упрощения отношений, Евгения?

— Угодно, — вздохнула я. — Но почему из этого так называемого дома некуда выйти?

— Ты выйдешь отсюда, когда закончится программа твоей подготовки.

— Какой еще подготовки? К чему? Или это значит, что мне полностью промоют мозги?

— Евгения, твои социальные установки невыносимы, — с легкой брезгливостью заметил Джошуа. — О программе ты узнаешь у своего руководителя. А я расскажу о доме, в котором тебе придется некоторое время прожить. Пойдем.

— Куда? — я провела взглядом по голым серым стенам без единого намека на двери.

— Сюда, — противоположная от окна стена отодвинулась в сторону.

Там было видно точно такое же пустое серое помещение, размером чуть больше того, где я находилась.

— И это все? — поразилась я.

— Евгения, там, где ты сейчас находишься, спальня, — голосом экскурсовода провещал Джошуа.

— Это я уже поняла, — буркнула я под нос.

— Там, за дверью, гостиная, — продолжил он. — Тебе следует объяснить мне, как ты хочешь обустроить свой дом, и я сделаю все, что в моих силах. Пошли дальше.

Мы ходили с ним по пустым помещениям и планировали устройство дома. Правда, все мои идеи по созданию интерьера изрядно отдавали минимализмом. В спальне я всего лишь хотела светлые стены — не жить же в унылой серости. В гостиной потребовала диван посередине. Джошуа сдержанно хмыкнул перед тем, как уточнить:

— И все?

— Да, — отрезала я, и отправилась на кухню.

Там я обнаружила горшок со своим хилым лимоном и безумно обрадовалась — хоть какая-то часть моей старой жизни осталась со мной. Так, здесь стол и пару стульев, пока достаточно. А, еще полку для лимона, и все, хватит.

Новый пищевой синтезатор молчал, как партизан, но кофе варил намного лучше Сергеича. В ванной на вешалке болтался симпатичный комбинезон, я влезла в него, с удовольствием повертелась перед зеркалом. Сидит, как влитой.

Наконец Джошуа озабоченным голосом сказал:

— Так, Евгения, я начинаю заниматься обстановкой, а ты отправляйся, тебя уже ждут.

Стена перед моим носом отъехала, и тут я увидела… Ох, у меня прямо дух захватило! Дом, в котором мне пришлось по неведомой причине очутиться, был организован совсем не так, как я привыкла — никаких коридоров, никаких лестниц.

Середина небоскреба оказалась пустой, по периметру плавно закручивающегося спирального пандуса шли поручни. На каждом этаже располагалась одна квартира. Все свободное пространство занимали растения, они сидели не в горшках, а росли прямо на поверхности пола. В смысле, какой-то грунт под ними имел место, но настоящей почвой он не был, это точно, какие-то темные гранулы. В общем, почти вся площадь пандуса была сплошными джунглями.

Я бродила по дорожкам, разглядывая цветочки. Здорово, черт меня подери! И сразу же ахнула — в зарослях рос какой-то фантастический цветок, я таких в жизни не видела. На высоком стебле сидело что-то вовсе не похожее на цветок, скорее, оно напоминало сине-оранжевую птицу.

Присев рядом, я осторожно дотронулась до изумительного цветка, и тут услышала тихие шаги. Подняла голову — по дорожке слегка косолапой походкой неторопливо брел незнакомый парень. Это не он меня ждет? Я встала, вопросительно глянула на него.

Высокий, слегка рыжеватый, растрепанный… Он как-то странно поглядел на меня и смущенно улыбнулся. Я хлопнула глазами — сердце неожиданно стукнуло, дыхание перехватило. Мамочки, что же это такое? Не успела я и рта раскрыть, как он неловко кивнул и ретировался. Значит, не он. А жаль! Кажется, он мне понравился. Кажется, даже очень понравился. Надо будет потом с ним познакомиться, вот разберусь со своими делами и поищу этого стеснительного.

Осторожно подошла к поручням, глянула вниз. Дух немедленно захватило — высоты я страшно боюсь, до судорог. В самом низу широкого отверстия пышной зеленой спирали был виден огромный холл, по которому мельтешили малюсенькие, как муравьи, человечки. Отпрянув назад, я сглотнула слюну и перевела дыхание.

— Что, страшно? — жизнерадостный голос звучал где-то над головой.

Вывернув шею, чтоб посмотреть вверх, я обнаружила улыбающуюся физиономию. Коротко стриженый светловолосый парень подмигнул мне, потом неожиданным рывком обрушился вниз. Мое сердце рухнуло вслед за ним, но до пяток долететь не успело — этот самоубийца зацепился за поручни, легко подтянулся и выбрался ко мне.

— Сергей, — он протянул мне ладонь.

— Женя.

Новый знакомый — невысокий и почти квадратный — с довольно суровым выражением лица сначала крепко пожал мне руку, потом весело улыбнулся:

— А я знаю, что ты Женя, мы тебя давно ждем. Не хочешь попрыгать? — и он ткнул пальцем в страшную дыру, ведущую вниз.

Я потрясла головой и нахмурилась. Как это попрыгать? Так же, как он только что скакнул с этажа на этаж? Простите, это никак не мое.

— Нет уж, уволь, — я попятилась к стене. — Меня больше интересует, куда я попала.

— А, — легкомысленно бросил он. — Пройдет! Какая тебе теперь разница, где ты, если вся жизнь изменилась?

Меня разве что не перекосило от его слов. Сергей посмотрел на меня и покачал головой.

— Ладно, не тушуйся, пойдем, все тебе покажу и расскажу. Только пешком ползти, извини, не по мне, давай хоть на лифте спустимся.

— Я-то подумала, что меня в тюрягу или психушку заперли, — сказала я новому знакомцу, когда мы вошли в просторный лифт. — Чтоб ночами не шаталась по улицам.

— А, — махнул он рукой, — ты здесь всяких навидаешься. Специально насобирали таких, у которых мозги набекрень.

— Зачем? Чтоб поставить на место?

— Да не похоже, — задумчиво наморщил он курносый нос. — Хотя какую-то инфу под череп гонят, чувствуется. Не мыслитель я, деятель, понимаешь. Когда в свое время, как раз перед самым пришествием-нашествием поступил на юрфак, так мозги в каждую сессию так же скрежетали. И сейчас скрипят регулярно, значит, есть, чего переваривать.

— А тебе сказали, зачем ты тут?

— Слушай, Жень, — Сергей засмеялся. — Я понимаю, ты женщина, тебе до самых мелочей докопаться нужно. Не дергайся, всему...

Конец ознакомительного фрагмента

Thanks photo

БЛАГОДАРНОСТЬ АВТОРУ

СПАСИБО!
Оставить отзыв:
Сумма благодарности автору
ФИЛЬТР:
ФОРМА:
ЖАНР:
КНИГА ПО НАСТРОЕНИЮ:
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ:
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
В КНИГЕ ЕСТЬ:
ПЕРСОНАЖИ:
АНТИФИЛЬТР:
ФОРМА:
ЖАНР:
КНИГА ПО НАСТРОЕНИЮ:
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ:
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
В КНИГЕ ЕСТЬ:
ПЕРСОНАЖИ:
Сумма пополнения
ПРИМЕНИТЬ
Сумма благодарности сайту
Название книги
Автор
100 руб.
Нашли ошибку?
Цветовая гамма
Выбор шрифта
Режим чтения
Нецензурная лексика
Нашли ошибку?