Глава 1

Часть 1 Королевство, меч, корона

Я спокойно обедал — пара жирненьких червяков и сочный корешок на десерт — представляя, как после еды пойду на прогулку. В полнолуние так приятно прохаживаться по прохладным каменным плитам, заложив лапы за спину. Вылезая из норы под полом, я каждый раз с удовольствием разглядывал привычную обстановку – гроб на подиуме, засохшие венки вокруг, пыльные полотнища паутины в углах, игру теней и голубого света, падавшего узкими лучами из небольших отверстий под крышей.

И тут над головой ка-ак зашумит!

Сколько себя помню, я живу под склепом мадам Беттины, гранд-дамы королевского двора. На кладбище шум не редкость — днем живые рыдают на похоронах, ночью мертвые пошаливают. Но у нас всегда было тихо, никто не решался беспокоить мадам, даже бродячие скелеты обходили склеп стороной. А тут вкрадчивые шаги, едва слышные слова, звук осторожно поставленного на пол тяжелого предмета. Потом негромкий шум внезапно перерос в беспорядочный топот, раздались испуганные дикие вопли, перешедшие в страшный грохот. Похоже, гроб упал на пол. А ведь он тяжелый, его просто так не уронить.

Что там случилось, я так и не узнал, хотя сразу же вскочил и побежал из норы. Но, когда выбрался наружу, там стояла полная тишина. Ни живой души, ни мертвой — никого. Гроб, который до сих пор стоял посередине склепа, был сброшен с подиума, крышка лежала далеко в стороне. Замотанные в роскошные ткани останки валялись на полу, раскинув руки, как брошенная кукла. В лунном свете, льющемся из приоткрытых дверей, тускло отсвечивали драгоценности на одежде, а на сухом лице мадам в злорадной улыбке поблескивали зубы.

Мне стало не по себе, неуютно и грустно. Я походил по склепу, осматривая беспорядок. Как же теперь мои привычные прогулки? Если до сих пор в склепе никто не появлялся, кроме неизвестных безобразников, значит, не появится и дальше. Некому будет вернуть все на свои места. Расстроенный, я уныло побрел к себе, но по дороге запнулся обо что-то и упал. Пошарив лапами вокруг, нащупал небольшой плоский предмет, оказавшийся тетрадью в кожаном переплете.

Я вытащил ее на лунный свет, чтобы получше рассмотреть, и тут она раскрылась посередине, там, где вместо закладки висел на шнурке маленький карандаш. Крупный отчетливый почерк, последняя запись оканчивалась словами «…если этот придурок Магрикритс не сделает все правильно!» Конечно, нехорошо совать свой нос в чужие записи, но буквы сами бросились мне в глаза, я вообще не знал, что умею читать. Зато я сразу понял, что это дневник. Вдруг именно ее, эту тетрадь искали взломщики? Надо скорее утащить ее в нору, спрятать, чтоб она не попала в руки посторонним. Буду считать себя хранителем дневника мадам Беттины.

В норе я устроил тетрадь на самом сухом месте, в закутке, где хранил запасы, и задумался — а можно ли мне прочитать записи мадам? Рассеянно походил из угла в угол, пораздумывал. Ведь получилось, что она чуть ли не своими руками вручила мне дневник, правильно? И вообще, так интересно, что мадам там писала. Да и вряд ли она сможет теперь на меня рассердиться.

Я пошарил в углу с разным барахлом, нашел предусмотрительно запасенный коробок спичек, и зажег свечу, которую давно на всякий случай стащил из подсвечника в склепе, открыл тетрадь — буду читать вместо прогулки. И тут какая-то неведомая сила потащила меня из норы.

Что происходит?! Мне стало так страшно, в горле сразу пересохло, я отчаянно вцепился в дневник — не помогло! У выхода попытался упереться задними лапами в порог, но ничего не получилось. Сопротивляться не хватало сил, как будто чья-то невидимая рука схватила меня за шиворот и пыталась выдернуть наружу. Как пробка из бутылки, в обнимку с тетрадью я вылетел из подземного хода и больно шлепнулся на каменные плиты пола.

Темная, высоченная фигура, замотанная в плащ с головы до ног, горой нависла надо мной, неприятный хриплый голос из-под капюшона резко приказал:

— Отдай дневник!

Наверное, это тот, кто устроил разгром в склепе. Я ужасно испугался, но только крепче вцепился в тетрадь. Нет, ни за что!

— Отдай! — сердито повторил голос. — Хуже будет!

Я очень хотел убежать, но ноги прилипли к полу, как приклеенные. Ничего не оставалось, кроме как стоять, содрогаясь от страха. Но выпускать из лап дневник мадам я не собирался и был готов храбро сражаться за него.

Человек, стоявший передо мной, посмотрел по сторонам, покачал головой и сокрушенно вздохнул:

— Ну и бардак устроили эти бездельники. Но самое обидное — все усилия оказались пустыми. Опять приходится делать все самому.

И снова повернулся ко мне:

— Так ты отдашь дневник?

Я спрятался за тетрадь, потряс головой. Ни за что. Я — хранитель дневника мадам Беттины.

Он пожал плечами и безразлично хмыкнул:

— Только не говори, что тебя не предупреждали. Придется тебе пойти со мной. Будешь жить в моем доме, пока до твоей пустой головы не дойдет, насколько важна эта тетрадь. Пока сам не отдашь ее мне по доброй воле.

Вокруг головы завертелись синие звезды, в глазах засверкало, в ушах зазвенело, лапы заболели. Мне показалось, что мое тело вытягивается в длину, как будто оно сделано из теста. И, как оказалось, я не ошибся. Когда пришел в себя, то увидел, что фигура пришедшего, до сих пор казавшаяся мне высоченной, почти до потолка, стала заметно ниже меня ростом.

Человек резким движением сбросил с головы капюшон, раскинул в стороны полы плаща и плавным движением развел руки, потом невнятно забормотал непонятные, жутко звучавшие слова. На кончиках его пальцев засияли слабые искрящиеся огоньки.

Гроб медленно приподнялся с пола, неторопливо развернулся в воздухе, подплыл к подиуму, где и встал аккуратно на свое обычное место. Я подошел поближе, чтобы посмотреть на мадам. Она лежала подобающим образом, сложив руки на груди, но так и не перестала ехидно улыбаться.

— Да уж, Беттина! Ты и после смерти не оставила свои шуточки, — с досадой буркнул человек. — Напугала моих слуг до горячки, теперь возись с ними, лечи да сопли вытирай.

Полы его плаща взметнулись вслед за резким движением рук, которым он поднял крышку в воздух и опустил ее на гроб. Следом сами собой зашевелились сухие венки, с тихим шорохом вставая на место в прежнем порядке. Теперь все было в порядке, как всегда.

— Так, Беттина, — деловито заметил он. — Теперь все нормально. Прости, если что не так. А здесь что у нас?

Человек подошел ко мне совсем близко, и я смог, наконец, как следует его рассмотреть — сморщенный старикан хмуро смотрел на меня из-под седых бровей.

— Одного не пойму — откуда у тебя такие волосы могли взяться? Не крот, а принц какой-то.

Он накинул на голову капюшон и распахнул двери склепа:

— Пошли.

Пронзительный свет рассветного солнца ударил по глазам, я зажмурил их и прикрыл ладонями. Как больно, ничего не вижу!

***

— Кем был, тем и остался, — недовольно проворчал старик.

Я услышал отчетливый щелчок и ощутил под пальцами очки. Мы вышли из склепа. Никуда идти не хотелось, но сопротивляться не было сил. Как привязанный, я торопливо следовал за стариком, прижимая к себе тетрадь. Сквозь прищуренные глаза почти ничего не удавалось увидеть, кроме его спины. Темные очки мало помогали, непривычные к свету глаза слезились, приходилось постоянно вытирать рукой мокрые щеки.

Старик резко остановился, я не успел вовремя среагировать и налетел на него. Он локтем отпихнул меня назад, с кем-то поздоровался и завел неспешную беседу. Я обрадовался остановке и передышке. Сунул тетрадь подмышку и, зажмурив глаза, начал их яростно тереть — вдруг станет хоть немного легче? Под закрытыми веками прыгали разноцветные пятна, глаза жутко болели, я ругал про себя старого злодея, выдернувшего меня из уютного темного жилища.

Собеседник старика собрался, наконец, прощаться, и тут я услышал:

— Всего доброго, многоуважаемый господин Магрикритс!

Если этот придурок Магрикритс не сделает все правильно, было написано в дневнике мадам Беттины…

Я слегка приоткрыл один глаз, глянул в спину решительно шагавшего старика. Теперь обязательно пойду за ним до самого конца, чтобы выяснить, почему мадам столь неучтиво отозвалась о нем. Что он должен был сделать правильно? Я шел следом, продолжая постоянно стирать слезы с лица. Но вскоре, хочешь — не хочешь, пришлось признать свое поражение.

Я остановился, снял очки и закрыл ладонями зажмуренные больные глаза:

— Все! Больше не могу идти. Ничего не вижу.

— Держись за мой плащ, — недовольно пробурчал Магрикритс. — Если б не эта полоумная Беттина, стал бы я с тобой возиться? Разве я не самый крутой из волшебников этого края? Отобрал бы у тебя тетрадь, да и все. Так нет, старуха наложила на нее заклятие, да еще и сообщила мне об этом в письме. Хранитель дневника может отдать его только добровольно, иначе все записи исчезнут. Правда, они пропадут в любом случае, даже если их прочитает кто угодно, хотя бы и этот глупый крот. Ох, уж эти женщины, никогда не знаешь, чего от них ждать!

Не открывая глаз, я нащупал перед собой плащ, вцепился в его грубую ткань. Старик двинулся дальше, продолжая невнятно бубнить, но мне стало совершенно безразлично, что он там бормочет себе под нос.

Я правильно понял мадам, дневник теперь мой!

***

Мы шли еще довольно долго. Я брел, постоянно спотыкаясь, а поскольку ничего не видел, мог только чувствовать запахи и слышать звуки. То на меня налетал гомон людской толпы на большой площади, то шум наших шагов отзывался глухим эхом в узких переулках. Иногда до меня долетал запах цветов, иногда еды, а здесь мы, похоже, прошли около реки — свежее дуновение влажного воздуха скользнуло по лицу приятной прохладой.

Наконец Магрикритс остановился.

— Ффух! Вот мы и дома. Как ты мне надоел!

В ушах зазвенел пронзительный высокий голос:

— Ой, дедушка, кого ты привел? Он слепой?

— Почти, — отрезал старик. — Как дела, дорогая?

— Все в порядке, только в твоей лаборатории горшок разбился. Нечаянно! Какие у него волосы, меня зависть разбирает, дедушка!

— Какой горшок? — взвыл Магрикритс. — Если большой и зеленый!..

— Большой и зеленый, — подтвердил голос.

Магрикритс рванулся с такой скоростью, что я едва успел разжать пальцы и отцепиться от его плаща.

Любопытство заставило меня приоткрыть один глаз — посередине усаженного цветами просторного двора располагался большой каменный дом. Старик прытко рысил по дорожке к крыльцу, а рядом со мной стояла тощая девица в мужской одежде. То есть сначала мне показалось, что это мальчик. Но после того, как она вдоволь насмотрелась на меня и, наконец, высказалась, я сообразил, что ошибся.

— Нет, это несправедливо! Вот везунчик! Зачем мужчине такие роскошные волосы? Меня зовут Барбара. Пока зовут…

— Почему пока? — уточнил я, разглядывая новую знакомую одним глазом.

Короткая стрижка, встрепанные русые волосы, глаза ехидные и вроде разного цвета, один серый, а второй голубой.

— Пока дед не прибил меня за свой драгоценный горшок, — довольно ядовито усмехнулась Барбара. — А как зовут вас?

— Никак, — учтиво ответил я, закрыв уставший глаз.

— Так не… — речь моей собеседницы прервалась устрашающими раскатами грома, грохотавшими где-то в доме.

— Если дед горшок не склеит, — задумчиво произнесла Барбара, — я эмигрирую.

Я открыл второй глаз.

— Что?

— Сбегу подальше, — пояснила она. — Превратит еще в жабу какую-нибудь бородавчатую со злости, с него станется. Если вас никак не зовут, надо придумать какое-нибудь имя. Иначе я не знаю, как к вам и обращаться.

— Немного позже, — пообещал я. — А пока у меня к вам огромная просьба. Будьте добры, отведите меня в какое-нибудь темное место, пока я не ослеп окончательно.

Она взяла меня за руку и потащила за собой.

— Пойдемте. В башне есть комнатушка на самом верху, окно в ней малюсенькое. Мы его завесим, и вы сможете спокойно отдохнуть. Не пойму, почему ваши глаза в таком плачевном состоянии, вы ведь в черных очках?

— Я всю жизнь прожил под землей, — я брел за ней, изредка приоткрывая то один глаз, то другой, чтоб не споткнуться. — До сегодняшнего дня.

— Вы что, живой покойник? — удивилась Барбара.

— Нет, — вздохнул я. — Крот.

— Что? Настоящий?

Я кивнул.

— Дед, что ли, совсем повредился рассудком? — спросила она сама себя. — Кротов превращать в людей жестоко.

— А до этого времени у вашего дедушки с головой все было в порядке? — осторожно поинтересовался я.

— До сих пор его можно было терпеть. Будьте осторожны, сейчас по лестнице пойдем, там темно… Ой, что я говорю, вам же как раз темнота и нужна, — засмеялась Барбара. — Но уже два дня после того, как получил какое-то письмо из королевского дворца напоминает мне курицу — кудахчет целыми днями. Можете открывать глаза.

За спиной негромко скрипнула входная дверь. Приятный холодный воздух, почти как в склепе, только не затхлый, а свежий. Хорошо… Винтовая лестница из грубого шершавого камня мне понравилась своей основательностью, ее ступени были широкими и удобными. Мы поднимались все выше и выше, пока не остановились перед невысокой дверью.

— Здесь, — Барбара потянула на себя кольцо, дверь заскрипела еще сильнее, чем входная. — Только нагнитесь, а то шишку набьете.

Я сложился чуть не пополам и вошел в крошечную комнатенку. Барбара уже завешивала окно. Под ним стоял коренастый деревянный стол, слева обнаружилась застеленная узкая кровать. Еще пара стульев у стены, больше ничего. Прохладно, тихо и темно — как раз то, что мне необходимо.

— Вы есть хотите?

— Нет, спасибо, — отказался я. — Мне нужно полежать и подумать, как дальше жить. Я еще не привык быть человеком.

— Конечно, конечно, — поддакнула Барбара. — Может быть, и имя себе подберете? А я побегу. Пожалуй, лучше бы меня дед в жабу превратил…

— Почему?

— Потому что иначе я сама от зависти скоро помру, — она нахмурилась. — У вас такие изумительные кудри, просто замухрышкой себя чувствую на их фоне.

И чего они все про мои волосы, как сговорились?

— Здесь нет зеркала? Я бы тоже хотел посмотреть, о чем идет речь.

— Сейчас поищу, кажется, я где-то видела, — оживилась она. — Как это вы ухитрились не разглядеть собственной прически?

— Каких-то два часа назад у меня вообще не было никаких волос, — уныло заметил я. — Только черная шкура.

— Ой, простите, — Барбара смущенно протянула мне маленькое зеркальце. — Вот.

Мне не удалось разглядеть ничего, кроме черных очков на носу, остальное в зеркале не помещалось. Тогда я ощупал волосы свободной рукой. Длинные, ниже плеч, вьющиеся... Ужасно!

— Барбара, какого они цвета?

— Золотые, — горестно выдохнула она.

Никак не пойму, чего она так убивается? С удовольствием отдал бы ей, тоже мне, сокровище. Их ведь еще расчесывать надо.

— Вам еще что-нибудь нужно?

— Мне… да, мне нужна сумка, чтобы носить в ней эту тетрадь, — я показал ее Барбаре и сразу же продолжил, предупреждая следующий вопрос. — Мне нельзя с ней расставаться.

— Я поищу, — она кивнула. — Все? Тогда побегу. Кажется, дед склеил свой горшок. Если б не смог, давно бы прибежал и меня испепелил. Отдыхайте.

Барбара убежала, а я с наслаждением растянулся на кровати и задумался. Размеренная спокойная жизнь внезапно закончилась. Наверное, если отдать старику Магрикритсу дневник мадам Беттины, он отпустит меня домой на кладбище.

Но меня прямо-таки передергивало при одной мысли о возможности расстаться с тетрадью. Поэтому последние сомнения в том, что я связан ее заклятием, меня оставили. Иначе что мешает мне променять дневник на привычный уют тихой норы? Я ведь не человек, обремененный разнообразными идеями вроде чувства долга, всего лишь крот, самый обычный, обыкновенный, хоть и в человеческом облике.

Кстати, о человеческом… Барбара совершенно права, надо подобрать себе имя. Хотя бы на время, пока не смогу вернуться обратно, в свой дом. Сняв очки, сунул их под подушку, усталые глаза закрылись сами собой.

Я оказался в узкой лощине между двумя невысокими холмами. Белое солнце яростно светило сквозь разрыв в низких черных тучах, почти не освещая другие холмы, ровными волнами уходящие к горизонту. Земля горела вокруг меня, дрожащие огни до самого горизонта монотонным узором покрывали ее поверхность. Красновато-седой дым стелился под ногами, извивающимися струями поднимался вверх, выедал глаза, от его ядовитого запаха хотелось кашлять.

На холме справа возникла огромная черная фигура, ее низкий раскатистый голос заставил меня вздрогнуть.

— Я еле дождался тебя, Кларенс! Долго же ты добирался до меня.

Последние слова мрачным эхом отозвались среди дальних холмов. Огни на земле затряслись, заходили ходуном, послышались непонятные воющие звуки. Было душно, жарко, страшно. Мне показалось, что я останусь здесь, среди этих зловещих горящих холмов, навсегда.

Где-то высоко, высоко, над тучами, прозвенел пронзительно-высокий голос:

— Дедушка! Наш гость заболел! Иди быстрее сюда!

Дребезжащим громом зарокотал другой голос, запыхавшийся и раздраженный:

— Ну что тут еще?

— У него жар! Я положу ему мокрую тряпку на лоб?

— Клади, да поживее.

На холме слева появилась другая черная фигура, в сравнении с первой, гигантской, казавшаяся совсем невысокой. Она раскинула руки в стороны, крикнув исполину напротив:

— Уходи, уходи, уходи! Кларенс не будет твоим, не будет, не будет…

И тут пролился блаженный холодный дождь, раскаленная голова зашипела, от нее повалил густой белый пар, в клубах которого растаяли и холмы, и огни под ногами, и непонятные черные люди, спорившие между собой из-за меня.

***

Когда я очнулся, то увидел над собой два встревоженных лица — Барбары и Магрикритса. Глаза Магрикритса были обыкновенными, бледно-голубыми, будто полинявшими, а у Барбары глаза и в самом деле оказались разного цвета, один и вправду серый, а другой оказался зеленым, а вовсе не голубым, как мне показалось вначале. Красиво, мне понравилось.

Я собрался с силами и просипел пересохшим горлом:

— Пить.

Барбара немедленно сунула мне кружку с водой. Я выпил все, отдышался и заявил:

— Кажется, меня зовут Кларенс.

— Хорошенькие делишки, — выцветшие глаза ее деда поглядели на меня сердито и озабоченно. Потом он буркнул, переведя взгляд на Барбару:

— Выйди!

Та недовольно покрутила носом, но вышла из комнаты. Дед крикнул ей вслед:

— Дверь закрой! И не подслушивай!

Послушно заскрипели ржавые петли. Магрикритс прислушался к шагам спускающейся по лестнице Барбары, подтащил к кровати стул, наклонился к моему уху и прошептал:

— Откуда ты знаешь, как тебя зовут, мальчик мой?

Я подробно рассказал ему, что видел в страшном сне. Старик задумчиво покачал головой:

— Нет, это был не сон. Ох, Беттина, Беттина, дошутилась! И как я теперь буду выкручиваться?

— Что это было? — спросил я.

Магрикритс тяжело вздохнул:

— Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать? И нужно вроде, но не хочется тебя пугать.

Конечно же, я сразу испугался — горло сдавило, сердце застучало. Как страшен этот мир! Как ужасно быть человеком! Хочу обратно под склеп, на кладбище только гробы, покойники да скелеты, бояться некого, да и кому там нужен обычный крот?

Старик потрогал тряпку на моей голове и заорал:

— Барбара!

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Холодной воды принеси! Да побыстрее! Тряпка совсем горячая!

Магрикритс увидел, как меня встряхнуло, и засмеялся:

— Ничего, привыкнешь! Люблю я покричать иногда. Бывает, и громче рявкну. Это не самое страшное, что может случиться с человеком, так что терпи, Кларенс… хм… Вот повезло старому дураку!

Я так и не понял, что он хотел сказать, да и вообще в своем он уме или нет? Пришла Барбара, принесла большую миску с холодной водой. Сняла с моего лба нагревшуюся тряпку, окунула в миску, отжала. Как приятно… Голове стало прохладно и легко, дурнота отступила.

Магрикритс наморщил нос и начал:

— Так, деточки…

— Ой, не могу, — захихикала Барбара, показывая на меня пальцем. — Да эта деточка в два раза выше тебя ростом, дед!

— А ума ни капли, ни у него, ни у тебя! — разозлился Магрикритс. — Сядь, глупая, и послушай, что дед скажет. И чтоб ни слова! А то выйдет наружу, никому жизни не будет! Так вот, Кларенс, тебя зовут совсем по-другому!

Барбара едва не подпрыгивала от волнения:

— Дед, говори быстрее! Как его зовут?

— Ну… — протянул Магрикритс. — Скажем, э-э-э… К примеру… А, пусть будет Криденс!

Барбара разочарованно надула губы:

— Дед! Что ты несешь? Как его зовут на самом деле?

Магрикритс взорвался:

— Я что, неясно объяснил? Его зовут Криденс! Никакого Кларенса не знаешь ни ты…

Он уткнул свой костлявый палец Барбаре в лоб.

— Ты меня хорошо поняла?

— Да! — пискнула она.

— Ни ты! — палец развернулся в мою сторону. — Не слышал! Этого! Имени! Как тебя зовут?

— Криденс, — засмеялся я. — Прямо цирк какой-то.

— Откуда кладбищенский крот знает про цирк? — грозно уставился на меня старик. — А? Говори немедленно!

— Не знаю, — растерялся я.

— Ой! — Барбара прижала кулаки к губам. — Ой!

— Именно! — на этот раз палец Магрикритса показал на потолок.

Потом этот же палец погрозил нам обоим и ушел вместе со своим хозяином. То есть хозяин его унес. А мы с Барбарой остались таращить друг на друга глаза.

Мне быстро надоело этим заниматься.

— Я есть хочу…

— А что едят кроты? — оживилась притихшая было Барбара.

Я пожал плечами:

— Жуков, червяков, или корешки разные, семечки.

— Фу, какая гадость! — ее передернуло.

— Ну почему же? Было вкусно.

— Где я тебе червяков возьму? — надулась она. — Если хочешь, сам иди, копай в огороде!

Мне стало смешно, я спросил ее:

— Барбара, успокойся, разве я похож на крота? Нет ведь, правда?

— Тогда не сбивай меня с толку. Пошли на кухню.

Я нашарил под подушкой очки, нацепил их на нос, сунул тетрадь подмышку и отправился за Барбарой. Время шло к вечеру, солнце еще не ушло за горизонт, но его мягкий свет уже не резал глаза. Когда мы спустились с лестницы, Барбара произнесла:

— Кла… Ааай! Криденс, Криденс, Криденс…

И так и долбила без остановки мое новое имя, пока мы добирались до кухни. Даже я смог запомнить и без запинки ответил бы любому, кому взбрело в голову спросить, как меня зовут. Конечно, Криденс, разве бывают другие имена?

***

Вечерний свет позволил как следует познакомиться с домом Магрикритса, который я не смог рассмотреть днем. Сейчас выяснилось, что в нем три этажа, и его стены сложены из светлого ракушечника. На неотполированном камне можно было разглядеть отпечатки ракушек разной формы. Башня, в которой находилась моя комнатушка, примыкала к дому с другой стороны от входа в кухню.

В огромной кухне, занимавшей весь первый этаж дома, стояла большущая плита. На белых стенах висели полки с посудой, с деревянных перекладин потолка свисали толстые пучки сушеных трав. Длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, расположился под окнами, с двух сторон от него тянулись вдоль такие же длинные деревянные лавки. Из распахнутых окон в прохладу кухни вливался теплый воздух с запахом цветов.

— Зачем для двоих людей нужен такой огромный стол? — удивился я.

— Мы и вдвоем здесь редко бываем, — грустно улыбнулась Барбара. — А эта плита топится раз в году, когда собираются гости. Дед возглавляет союз волшебников, поэтому принимает их всех у себя дома. Так уж у них принято с давних пор. Садись, где хочешь.

И ушла в одну из дверей в углу за плитой. Повозившись недолго, принесла кувшин с молоком и здоровый кусок пирога. Поставив еду передо мной, она достала с полки над столом пару кружек. Пирог с мясом благоухал так, что я чуть слюной не подавился.

Наливая молоко, Барбара заметила:

— Ты, конечно, не крот. Но и человеческой еды давно не видел, так что особенно не налегай. Расстроенный живот — не самое приятное развлечение.

Наверное, она была права, я честно старался отрезать куски поменьше. Но пирог оказался таким вкусным, никак не удержаться! Я с грустью смотрел на последний кусочек — есть или оставить?

Барбара посочувствовала моим страданиям и махнула рукой.

— Ладно, ешь, сколько хочешь. В случае чего, попросим деда помочь.

Она села напротив, подперла голову руками, вытаращила на меня круглые разноцветные глаза и тихо спросила:

— Получается, что ты заколдованный-перезаколдованный… За что ж тебя так, Криденс?

Я и сам до этого додумался. Но так же, как и она, не знал, за что.

— А ведь тебя давно заколдовали, — очень серьезно заявила Барбара.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что выглядишь ты почти как взрослый, а ведешь себя, как маленький мальчик. И ты кое-что знаешь о людях, а многого не знаешь совсем. Наверное, ты принц.

Я едва не подавился последним куском и так закашлялся, что долго не мог остановиться. Барбара, расхохотавшись, постучала меня по спине кулаком.

— Надо же, какой пугливый! Я так сказала, потому что принцев чаще всего заколдовывают. Ешь спокойно, а я пока за сумкой схожу для твоей тетради.

Принцев просто так никто не заколдовывает, подумал я, допивая молоко. Нет, вот уж быть принцем мне совсем не хочется, тихая кротовья жизнь намного спокойнее. В склепе было хорошо, никакие черные и страшные чудовища меня не пугали. Надо вернуться, обязательно, только как? Почему тетрадь мадам Беттины попала в мои руки? Может быть, она что-то про меня знала?

Мои тягостные раздумья прервала Барбара. Она влетела в кухню, размахивая небольшой холщовой сумкой на длинном ремне.

— Вот, — выдохнула она, едва успев присесть. — Смотри, самое то! Тетрадь всегда будет при тебе.

— О, спасибо, — обрадовался я.

Сразу же перекинул сумку через плечо, потом подумал и просунул под лямку еще и голову, убрал тетрадь внутрь. Очень удобно, главное, руки остаются свободными.

— Я тут подумала, — рассеянно заметила Барбара. — Может, ты и не принц. Портрет нашего принца я видела, ты на него не похож. Хотя волосы такие же длинные… Или они у тебя под шкурой отрастали?

Ох, совсем эта девчонка мне голову заморочила. То принц, то не принц! Мне же лучше, если нет. Барбара неожиданно спросила:

— А ты читал эту тетрадь? Ой, ты чего краснеешь?

— Тетрадь сама раскрылась, — я потрогал свои щеки. Горячие… — Я нечаянно!

— И что там было написано? — оживилась она. — Да что с тобой, Криденс? Ты совсем как помидор стал!

— Не скажу! — уперся я.

— А тебе идет румянец, — выпалила Барбара. — Наверное, про деда какую-нибудь пакость увидел? Правильно?

Мне было стыдно и неловко, я только кивнул. Она весело захлопала в ладоши.

— Угадала, угадала! Не красней больше, я тебе все объясню. Беттина тоже была волшебницей. И они с дедом всегда ссорились! С таким шумом, ты себе не представляешь! Она кричала на него, что он старый придурок, а он вопил, что она безмозглая курица.

Я недоверчиво взглянул на нее. Во дает! Разве настоящие волшебники могут себя так вести? Разве мадам Беттина, гранд-дама королевского двора, способна кричать? Да еще и ругаться?

— Честное слово! — Барбара от души расхохоталась. — Я подслушивала как-то под окном, в позапрошлом году. И подглядывала… Знаешь, остальные их растаскивали, чтоб они не подрались.

Но тут же наморщила нос:

— Дед меня заметил тогда, такую трепку устроил.

— Подожди, подожди! Но мне казалось, что я всю жизнь прожил под склепом мадам, — удивился я. — А ты говоришь, они в позапрошлом году поссорились? Я чего-то не понимаю.

— Чего-то??? — Барбара посмотрела на меня так, что я чуть под стол не свалился. — Я вообще ничего не понимаю!

Пришлось с ней согласиться — ничего, это точно. Я вздохнул:

— Наверное, надо тетрадь Беттины прочитать. Вдруг она что-нибудь про меня знала?

— Наверное, — Барбара задумалась, потом озабоченно покачала головой. — Только придется тебе читать самому. На дневники такие заклятия накладывают…

Я вспомнил, что бормотал Магрикритс по дороге домой, и рассказал Барбаре про его слова. Она потрясла головой:

— Тогда иди к себе и попробуй почитать, только осторожно. Если что не так, сразу захлопывай тетрадь, понял? А я… Пойду, что ли, к деду, поболтаю. Вдруг проговорится нечаянно? Так что давай, до завтра.

Я вылез из-за стола, но только собрался идти, как Барбара остановила меня:

— Слушай, Криденс, а какого цвета у тебя глаза? А то вижу перед собой только круглые черные очки, как с филином разговариваю. Дай посмотреть.

Смешная какая! Пусть смотрит, не жалко. Я снял очки, она уставилась на меня, потом кивнула себе и улыбнулась.

— Какие? — спросил я.

— Краси-и-ивые, — ее физиономия была такой довольной, что я рассмеялся.

И смеялся всю дорогу от кухни до башни, все время, пока поднимался по лестнице, пока снимал очки и сумку, пока доставал тетрадь. Но когда я положил ее на стол, пододвинул стул, сел и собрался раскрыть, мне вдруг стало не до смеха.

***

Из-под кожаной обложки начал распространяться вокруг меня таинственный свет. Повертев головой, я обнаружил, что оказался внутри сияющего голубого шара. Пожав плечами, открыл тетрадь. За спиной послышалось злобное собачье рычание. Оглянулся — никого. Померещилось? Непонятное что-то, подумал я и прочитал первые строчки.

«Дорогой Кларенс! Перед своей смертью я предприняла все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы эта тетрадь попала в твои руки. Поэтому совершенно уверена, что сейчас ты читаешь эти слова. И первым делом хочу тебя предупредить — не читай все сразу, только по страничке в день. Будь внимателен, не спеши — прочитанные слова пропадают, тебе останется полагаться лишь на свою память. Если сочтешь нужным, непонятные места обсуждай с Магрикритсом, он поможет.

Теперь самое главное — ты должен выжить, во что бы то ни стало! Самым безопасным для тебя местом некоторое время будет кротовая нора под моим склепом. Ты уж прости, ничего лучшего придумать не успела. Но от судьбы не уйти, тебе придется пережить все самому. Береги себя, дорогой мой мальчик!

Первое время старайся не бывать на солнце, помни — тебе нельзя перегреваться. Я надеюсь, что Магрикритс получил мое письмо и сделал все, что я просила. А теперь закрой тетрадь, на сегодня хватит».

Буквы начали медленно таять и исчезать с бумаги. Мне захотелось бросить тетрадь, побежать прямиком на кладбище, закопаться в нору под склепом и забыть происходящее вокруг. От судьбы не уйти… Пережить все самому… И почему мадам называет меня дорогим мальчиком? Кто она мне, кто я ей? И где мои родители, и кто я сам, в конце-то концов? И от кого мне надо прятаться? Мысли забулькали в голове, и я не знал, на какой из них остановиться.

Захлопнул тетрадь, голубой свет стремительно втянулся в нее. Стало совсем темно. Я походил по комнате, привычно заложив руки за спину. Лечь спать или вернуться к Беттине? Уйти или остаться? Темный потолок стремительно рванулся вверх, стены с огромной скоростью понеслись в стороны, кровать стала распухать и становиться все больше и больше.

Я посмотрел на свои руки. Они снова превратились в кротовые лапы с длинными когтями. Что такое? Снова крот? Но почему? Ничего не понимаю… Ну и ладно, зато все сложные вопросы сразу же исчезли. В обличье крота мне не добраться до кладбища без посторонней помощи. Чтобы попасть в нору, надо человеком дойти до кладбища к ночи. Так что ничего мне сейчас не сделать, остается только спокойно уснуть. Вцепившись когтями в край одеяла, свисающего с кровати, я медленно полез вверх.

Тут заскрипела дверь, я перепугался и полез под подушку. Тихонько выглянул — Барбара со свечой в руках осторожно закрывала за собой дверь. Она поставила свечку на стол, пододвинула стул к кровати, села и вздохнула.

— Криденс, ты где? Вылезай. Я с дедом поговорила. Да вылезай же, я знаю, что ты снова в крота превратился.

Я выбрался наружу. Кротовьи глаза отлично видят в темноте — лицо Барбары было задумчивым и печальным. Она досадливо щелкнула пальцами, как будто не знала, с чего начать.

— И почему я не волшебница? Я бы все сделала правильно! Дед получил письмо Беттины, только не дочитал его до конца, поторопился. Отправил за дневником своих помощников. Потом пришел в себя, вспомнил, с кем имеет дело, сам побежал. А когда вернулся, сначала из-за горшка расстроился… Когда починил его, как письмо прочитал полностью, так и ужаснулся. Сидит теперь, рвет бороду! Он тебя не расколдовал, как велела Беттина, а еще больше заколдовал. В общем, пока дед не разберется, как вернуть все на свои места, ты по ночам будешь превращаться, то есть, как дед объяснил, возвращаться к облику крота. В него тебя Беттина превратила, ее охранные заклинания не из простеньких. А днем опять в человека. Вот так-то.

И тут она заплакала.

— Я не знаю, как быть. Когда ты крот, тебе надо сидеть в норе, иначе ты в опасности. Когда ты человек, ты тоже в опасности, потому что не совсем настоящий, хотя у тебя и больше возможностей для спасения. Руками ты можешь хотя бы взять палку, а что сделает крот? У него даже зубов приличных нет. И ноги короткие…

Барбара громко шмыгнула носом.

— Тебе нельзя оставаться одному. То ли забрать тебя к себе в комнату, то ли отнести на кладбище? Вот сижу и не знаю, что же делать.

Как мне хотелось спросить, что Барбара узнала про меня? Кто я и почему меня преследуют неизвестные опасности? Но тут за спиной послышалось знакомое злобное рычание, я обернулся на звук и обомлел — громадная черная собака с горящими красными глазами возникла из воздуха за изголовьем кровати.

Я пискнул и бросился к Барбаре на колени. Она схватила меня, вскочила на стул. Такого визга я не слышал ни разу в жизни. Ну, все, подумал я, сейчас оглохну. Но не успел. Посередине комнаты возник Магрикритс в мятом ночном халате, сонный и растрепанный.

Он злобно воззрился на собаку:

— Что такое? В моем доме???

Его лицо перекосила жуткая гримаса, он вытянул руки, из скрюченных костлявых пальцев посыпался дождь голубых искр. Собака испуганно рыкнула, Магрикритс яростно взревел:

— Этого я не потерплю! Ну, Исидокр, теперь держись!

Синяя молния, вылетевшая из пальцев волшебника, ударила прямо в собаку. Комната затряслась от раскатов грома, вся мебель — кровать, стол и стулья — с грохотом запрыгала. От собаки не осталось даже пятна на полу, только в воздухе омерзительно пахло паленой шерстью.

Магрикритс резко обернулся к...

Конец ознакомительного фрагмента Купить книгу