…and you run and you run to catch up with the sun…

Часть 1

Золотое и синее, синее и золотое… Волна чудесного настроения несла меня по улице, хотелось подпрыгивать от удовольствия. В середине сентября иногда случаются такие изумительные дни — ярко-голубое небо, желтые деревья, легкий ветерок и еще теплое солнце.

Я возвращалась домой, довольная как слон. Наконец-то удалось заставить старинную подругу довязать кофту, мечта о которой согревала меня ой как давно. Теперь будет греть уже не мечта, а ее вполне реальное воплощение — роскошная, толстая кофта из мохера. С огромным, но легким пакетом в руках я торопливо шагала, невнимательно поглядывая на пестрые листья деревьев вдоль тротуара.

В блаженном, расслабленном состоянии добравшись до дома, первым делом выхватила кофту из пакета и бросилась к зеркалу. Мягкие шерстяные объятья согрели нежным уютом, лицо с наслаждением ощутило прильнувший к нему воротник. И в этот сладостный миг неизвестно откуда взявшийся женский бас ласково заявил:

— Отлично! Мне нравится. А тебе?

От ужаса меня едва не оторвало от пола как минимум на полметра. Сердце подпрыгнуло и очутилось в горле, перекрыв дыхание. Кровь шибанула в голову, отчего в глазах все резко поехало по кругу, в ушах загрохотало.

Я смертельно испугалась, еще бы! Сыновья уехали на учебу, в доме никого нет, и быть не должно. Метнулась по квартире в поисках источника голоса. На кухне пусто, в ванной тоже, и в обеих комнатах никого похожего на владелицу баса. На всякий случай заглянула под диван, под кровать, за телевизор и за шкаф. Там точно никто не мог поместиться, но чего не сделаешь с большого перепуга?

Так никого и не обнаружив, я плюхнулась в кресло и попыталась отдышаться.

На этот раз бас прозвучал укоризненно:

— Ты чего дергаешься, напугалась, что ли?

Я подлетела в кресле, сообразив, что под него-то как раз и не заглядывала, выскочила из него, приземлившись на карачки. Никого! Что за чертовщина?!

— Да уймись ты, успокойся, ничего же не случилось, — продолжил успокаивать меня басовитый голос, в котором отчетливо звучало теплое участие: — И нет тут никого, кроме нас с тобой. Так что не психуй, я тебя есть не собираюсь.

Хорошенькое утешение!

— Т-ты к-к-кто? — у меня тряслись руки, им хотелось в поисках спасения вцепиться во что-нибудь потяжелее, но, как назло, поблизости ничего такого не оказалось.

Судорожно оглядела комнату — плед на диване, бумаги на столе, компьютер... Не подходит! Может, настольная лампа?

— Я шуба, — спокойно пояснил голос.

Меня вынесло в прихожую, глаза метнулись к вешалке в поисках неизвестно откуда взявшейся шубы. Какая, к чертовой матери, шуба, я их на дух не переношу, в жизни у меня ни одной не было! Как оказалось, и до сих пор нет…

— Пожалуйста, перестань дергаться, — голос наполнился интонациями врача у постели тяжелобольного, — это я с тобой разговариваю, твоя новая кофта. Зовут меня Шубой.

Трясущимися руками содрав с себя кошмарное изделие, я отшвырнула его в кресло. Уже рванувшись в сторону кухни, услышала за спиной придушенный голос:

— Ну, зачем же так, мне ведь неудобно…

На кухне я нашарила пачку сигарет непослушными руками, которые вдруг решили зажить своей, отдельной от меня жизнью — каждая двигалась, как и куда хотела. Едва справившись с ними, судорожно закурила. В три затяжки высадив полсигареты, я, наконец, сообразила, кто является источником моих бед. Схватив телефон, набрала номер Натальи и с места в карьер провизжала:

— Слушай, ты, мама Карла! Из чего ты связала треклятую кофтень? Она разговаривает!

Трубка задумчиво помолчала, потом озадаченно пожала плечами:

— Из тех ниток, что ты мне дала.

После довольно продолжительной паузы она подозрительно поинтересовалась:

— Мать, где и когда ты успела надраться?

— Я совершенно трезвая! — отчеканила я. — Твоя кофта со мной говорила!

— А сейчас не говорит? — озаботилась трубка.

— Нет! Лежит в кресле и молчит!

Трубка сделала очередную паузу, намного длиннее первой. После некоторых размышлений она безапелляционно заявила:

— Предупреждала я тебя, давно уже — заведи себе мужика, в гордом одиночестве недолго и рехнуться! Ты помнишь? Не раз, не два предупреждала, и вот, пожалуйста, первый звоночек…

— С тобой забудешь, как же, — мрачно отреагировала я на ее тираду, поскольку упомянутая тема была больной для обеих сторон.

Одна, то есть Наталья, безостановочно пророчила мне печальное будущее в отсутствие мужской ласки, вторая, в смысле я, считала, что с меня хватит. Где ж его возьмешь, мужика, особенно нормального, в моем возрасте?

Да и с нормальным-то хлопот не оберешься! Будет перед тобой бегать взад-вперед — то ему носки постирай, то напиши, чего в магазине купить, то он забыл, куда только что положил ножницы. Никакого терпения не хватает с этими мужиками! У меня их и так двое — сыновья-балбесы, которых кое-как удалось вырастить почти до разумного состояния и с грехом пополам загнать в университет.

— То-то, — назидательно заключила Наталья. — Успокоилась? Очухалась? В себе уже?

— Вроде, — буркнула я, совершенно не соображая, что делать дальше.

— А может, тебе к врачу?.. — вдохновилась подруга.

— Обойдусь как-нибудь, — я начала сердиться. — Пока.

Брякнув трубку, схватила новую сигарету, по дороге булькнула воды в чайник. Кофе, пожалуй, не повредит расстроенным нервам. Помнится, где-то завалялась бутылка с остатками коньяка на дне. Да, точно, коньяк — самое то для эксклюзивных ситуаций. Но за бутылкой придется идти мимо кресла с кошмарной кофтой.

Хотя… может, мне действительно померещилось? А вдруг это полтергейст? Сейчас им любую фигню объясняют. Нет, кажется, при полтергейсте вещи то ли скачут, то ли летают, но не разговаривают. На стенах вроде пишут…

Осторожно заглянула в комнату. Кофта не изменила своего положения, как я ее швырнула, так она и осталась лежать на спинке кресла. Надписей на стенах не обнаружилось. На цыпочках прокравшись к серванту, тихо-тихо, стараясь не издавать ни звука, я приоткрыла дверцу, осторожно вытащила почти пустую бутылку. Тем же способом попыталась выбраться из комнаты, но не получилось.

Полузадушенный голос простонал:

— Хоть переверни, неудобно же так лежать…

Руки снова затряслись, но я все-таки собралась с духом — куда денешься, полтергейст, так полтергейст. Сунув бутылку подмышку, преодолевая сопротивление упирающихся ног, подошла к креслу, осторожно, кончиками пальцев приподняла кофту, расправила и аккуратно разложила на спинке. Едва дрожащие пальцы оторвались от шерстяной поверхности, ноги бегом потащили меня к выходу под напутствие теплого участливого голоса:

— Спасибо… Ты добрая…

Уже в дверях меня догнала ее последняя фраза:

— Если захочется поговорить, приходи…

Чайник успел закипеть, я сыпанула в чашку кофе, выплеснула остатки коньяка в стакан, вытряхнув из бутылки все до последней капли. Коньяк был, конечно, не ахти, но иначе бы он и не завалялся. Тем не менее, в желудке исправно потеплело, да и голове постепенно стало легче. Напряжение отошло в сторону, но не совсем, продолжало оставаться поблизости, в надежде, что еще может понадобиться. Кофе, сигарета, еще сигарета, еще кофе…

Да сколько же можно, в гости, что ли, к кому-нибудь навязаться? Ага, а потом возвращаться домой, к этой, как ее… шубе. Уйти страшно, но вернуться еще страшнее. Надо же, до чего додумалась! Мне стало смешно, и тут заорал телефон.

— Мать, ну как ты? — голос Натальи казался намного более взволнованным, чем в прошлый раз. — Я тут посидела, подумала. Может, к тебе приехать? Или ты давай ко мне.

— Да нет, — усмехнулась я. — Все нормально, Наташ, не психуй. Статью сегодня нужно закончить, кровь из носу, ты же знаешь. Не поеду никуда. И ты сиди спокойно. Бывает, может, действительно старость аукается… Звякнуло в головушке, а я перепугалась.

— Ну, ты даешь! — осудила меня Наталья. — Звонит у тебя в голове, а руки у меня трясутся.

— Да ладно тебе, успокойся. Все хорошо, все в порядке.

— Да? — в голосе Натальи послышалось подозрение. — Ну, я попозже брякну еще, на всякий случай, ага?

— Угу… — я повесила трубку и задумалась.

Я никогда не верила в инопланетян и других зеленых человечков, потому что имею дурацкую привычку доверять только тому, что можно пощупать собственными руками. Интересно, станет ли владелец говорящей одежды распространяться об ее способностях? Скорее всего, нет — шанс угодить в психушку великоват.

Следовательно, вполне можно допустить, что я не одинока, что есть у меня собратья по несчастью. Вообще-то в такой ситуации предполагай себе все, что угодно, лишь бы крышу не снесло. Так, а вдруг мне действительно просто почудилось, что кофта со мной беседовала? Пойти, что ли, проверить? Если окажется, что примерещилось, сползаю, так и быть, в поликлинику, энцефалограмму под каким-нибудь благовидным предлогом сделаю.

А если нет? И она снова заговорит? Как проверить, ее речевые способности существуют на самом деле или только в моей несчастной голове? Или она может лишь со мной разговаривать, потому что ей собственный моральный кодекс позволяет общаться только с хозяевами? А с другими она вообще не желает говорить?

Какая, к черту, разница, разговаривает она со мной в действительности или только в моем воображении? Ничего, по большому счету, от этого не меняется. Я решительно подошла к раскрытой двери комнаты, посмотрела. Спокойно лежит, не шевелится. Тихо окликнула ее:

— Шуба…

— Да?

Говорит, в отчаянии констатировала я, разговаривает! Да еще и таким глубоким, выразительным голосом. Мне осталось только вздохнуть:

— Почему тебя так зовут?

— Нравится мне это имя, — в ее низком голосе явственно послышалась улыбка. — Да я и мохнатая, как настоящая шуба.

— А откуда ты слова знаешь? — осторожно поинтересовалась я.

— Из этой, как ее… ноосферы, наверное, — предположила Шуба. — А может, из твоей головы, голубушка.

— Ты что, можешь читать мои мысли? — я была возмущена, только этого мне еще и не хватало.

— Мысли не могу, — возразила Шуба. — Что-то другое, трудно сформулировать, что именно. Может, образы, может, желания…

Мне показалось, что она пожала плечами. Я снова вздрогнула и недоверчиво спросила:

— А двигаться ты можешь?

— Нет, — отрешенно заметила она, — не могу.

От сердца сразу отлегло. Раз так… Раз она не может шевелиться… А вдруг врет? Как подползет ночью! Меня затрясло от страха, живот свело судорогой. Шуба спокойно продолжала:

— Я могу лишь разговаривать.

— Только со мной или с другими тоже?

— С другими — нет. Кроме тебя, меня никто не может услышать.

Шансы угодить в дурдом вроде начали снижаться. Или все-таки повышаться? Я сделала глубокий вдох:

— Все равно я тебя боюсь…

— А чего меня бояться? — невозмутимо заявила Шуба. — Я способна только говорить, и больше ничего. Разве ты сама с собой не разговариваешь?

— Так-то с собой, — возразила я.

— Никакой разницы не вижу, — голос Шубы стал бесстрастным.

— Тогда я подумаю, — пообещала я, отправляясь на кухню за новой сигаретой.

Сигареты в меня больше не лезли, прикурив, пришлось сразу воткнуть проклятую мерзость в пепельницу.

Что делать? Ничего я так и не выяснила. И мохнатая тварь совершенно права. Какая разница, если она говорит только со мной, а не с другими? Может, у меня такой специальный бзик нечаянно образовался? Микроскопический тромбик застрял в капиллярчике, и вот вам, готово. И вовсе не она со мной говорит, а я с ней. Так что же делать?

Организм расслабился и заявил, что пора прекращать маяться дурью, следует немедленно браться за статью, если я не хочу, чтобы шеф откусил мне завтра голову. Между прочим, откусит, как пить дать, если не принесу статью, хотя бы в приближенном к готовности виде.

— Может, больничный? — предположил слабовольный организм.

— Уйди, бездельник, — ответила я, храбро направляясь к письменному столу мимо Шубы.

Она не произнесла ни слова. И то ладно, подумала я, включила компьютер, поставила музыку и рухнула на стул. Когда за окном начало темнеть, механически нажала на кнопку настольной лампы, намертво забыв про существование в природе говорящей одежды. Откопавшись из-под вороха бумаг ближе к полуночи, я сообразила, что статья почти готова, можно уверенно появляться перед шефом с честным взглядом ответственного человека и надежного сотрудника.

Расправив затекшую спину, потянулась, потрясла руками… и вспомнила. Решительным шагом подошла к ней, бесстрашно натянула на себя. Ни звука. Так, хорошо…

— Шуба…

— Да?

— Да, — ответила я, кутаясь в теплый воротник. — Что поделаешь, хоть ты и говорящая, но очень теплая. И ты права, не все ли равно, разговариваю я с тобой или с собой? На улице-то хоть будешь молчать?

— Наверное, — она хихикнула. — Если симпатичных пиджаков поблизости не окажется. Тут я за себя не ручаюсь.

В общем, после ужина, если таковым можно считать очередную сигарету, я завалилась в Шубе на диван перед телевизором, посмотреть новости. Пригревшись в ее тепле, не заметила, как задремала, постепенно все глубже погружаясь в сон. Где-то на краю сознания долго надрывался телефон, но мне уже все было безразлично.

***

Я оторвала глаза от окуляров микроскопа и некоторое время усиленно моргала, пытаясь понять, что от меня, собственно, требуется шефу. Пока соображала, что к чему, обнаружила, что одета в довольно бесформенный белый комбинезон. Почему на мне сидит этот безобразный мешок?

С недоумением перевела глаза на шефа и только тогда до меня дошло, что он обращается ко мне на неизвестном языке, в котором не проскакивало ни единого знакомого слова. Самое странное произошло в следующий момент — без малейшей задержки я резво оттарабанила что-то вроде:

— На кой черт оно мне нужно?

Шеф выглядел настолько непривычно, что я засомневалась — а мой ли вообще это начальник или совершенно другой человек? Тем временем он начал пространно излагать причины, побудившие его обратиться ко мне с просьбой, вызвавшей столь резкое неприятие:

— Холли! (С каких это пор меня так зовут?) Вы единственный человек в лаборатории, не обремененный семьей! (Да? А куда, в таком случае, подевались мои драгоценные балбесы?) В столь долгое путешествие не может отправиться человек, у которого есть близкие родственники! (Куда, куда они могли деться?) Задание очень важное и ответственное, от его результатов зависят судьбы многих людей! (А на мою, следовательно, можно наплевать?) Вы единственный в лаборатории специалист необходимого уровня. (Какой еще такой специалист? Чем я, в конце концов, занимаюсь?) И потом, вы же знаете, ему невозможно отказать… (Кому, елки зеленые? Что со мной происходит? Сплю я, что ли? А-а-а, конечно, сплю, и мне все это снится! Как интересно! Хорошо, смотрим дальше…)

Неожиданно приоткрылась дверь, и в лабораторию просунулась жизнерадостная, лохматая морда, отдаленно напоминающая лошадиную:

— Где она?

Шеф разве что не завизжал:

— Капитан Макмиллан! К нам же нельзя!

— Было нельзя, — с довольной улыбкой, оскалив здоровенные белоснежные зубы, бессовестно заявила морда, встряхивая темными кудрями. — А теперь уже поздно! Так которая?

Шеф, тяжко и обреченно вздохнув, навел на меня толстый короткий палец:

— Вот она — Холли…

Из-под морды вытянулась длинная рука, одетая в рукав космического комбинезона. Длиннющие пальцы звонко щелкнули, и в них образовался цветок с дурманящим даже на расстоянии терпким запахом. Владелец морды и руки беспрепятственно просочился в дверь, незаметно образовавшись рядом с моим стулом:

— Счастлив познакомиться с вами, Холли!

Шеф собрался упасть в обморок:

— Капитан, что вы себе позволяете…

— Да успокойся ты, Анри, что со мной случится? И культуры твои не только не подохнут, но даже не мутируют от моего присутствия, я тебя уверяю. Сколько помню, ты всегда был слабонервным, на мой вкус чересчур. Хочешь, вылечу? А?

— Нет! — шеф завизжал самым натуральным образом, на приличной скорости вылетая в двери.

— Что это с ним? — поинтересовалась я у обладателя экстравагантных манер. — Он вас боится?

— Еще как, — гордо ответствовал тот. — Он всю жизнь меня боится, и правильно делает!

— А зачем я вам понадобилась? — я была заинтригована до последней степени. Какой замечательный сон!

— О, мне для выполнения одного важного правительственного задания совершенно необходим специалист вашего профиля (Трамтарарам, когда-нибудь я узнаю, чем, собственно, занимаюсь?), — Макмиллан расшаркался, галантно протягивая мне роскошный цветок с голубыми мясистыми лепестками. — И вашего высочайшего уровня!

От запаха цветка голова закружилась, мне захотелось взлететь. Отличный сон!

Длинный нос капитана вопросительно шмыгнул:

— Ну что, Холли, я могу рассчитывать на ваше согласие?

А почему бы и нет? На что только не согласишься во сне, ведь последствий можно не опасаться. В основном…

Макмиллан начинал мне нравиться. Обычно все персонажи снов оказываются или приятными, или страшными, тогда как нейтральные фигуры не прорисованы и с трудом отличаются от фона. Капитан не был похож на кошмар, наоборот, явно самодовольный и всем довольный тип. Меня всегда восхищали самодовольные люди. Может, потому что сама я регулярно занимаюсь самоедством, устаю от него, и по этой причине завидую людям, лишенным подобной гнусной склонности.

— Когда мы можем отправиться? — надо же, вот и выяснилось, что капитан Макмиллан не только самодовольный тип, но и весьма настырный.

— А когда нужно? — осторожно поинтересовалась я, с удовольствием принюхиваясь к цветку.

— Да хоть сейчас! С вашим руководством я договорился, вы же сами видели! Мое руководство спит и видит, что задание уже выполнено. А без вас, Холли, нам никак! Может, я отвезу вас домой, вы быстренько соберете вещички, да мы и полетим? А?

— А по дороге вы мне расскажете, для чего я вам понадобилась, идет?

— Обязательно! — он дернул меня за руку, отчего я слетела со стула, в следующее мгновение обнаружив себя вылетающей за ним в дверь.

По дороге я кое-как сумела отцепиться от него, чтоб заскочить в раздевалку и содрать с себя бесформенную униформу. Под ней обнаружился роскошный комбинезон, обтягивающий оч-ч-чень приличную фигуру. Впрочем, неудивительно, она у меня и наяву еще ничего, я бы даже сказала, вполне ничего. Напоследок стандартная процедура дезинфекции, и мы с работой остались друг без друга. Хоть и во сне, а приятно…

В лифте я не стала привычно рассматривать панораму города, открывающуюся с высоты небоскреба, в котором располагалась лаборатория. (Так, а почему, собственно, привычно? Вроде этот сон я вижу в первый раз…) Вместо этого я подняла голову и воззрилась на капитана. Меня поразили его глаза, в них постоянно перебегали мелкие золотистые искорки. Ничего себе, я такого еще не встречала! Но здорово, мне понравилось, хоть во сне, но довелось повстречать мужика с сияющими глазами. Да что там сияющими… Сверкающими!

Его физиономия неожиданно приобрела серьезное выражение:

— Холли, как честный человек, должен с самого начала предупредить, что задание, ради которого я вытащил вас из вашей заскорузлой конторы, довольно опасное. Весьма опасное. Очень опасное. Поэтому пока вы еще имеете шанс отказаться. Но хочу заверить вас, что мы приложим все возможные и невозможные усилия для вашей охраны, поэтому, может быть, для вас все и обойдется…

Ничего себе, заявленьице! Сначала сдернул меня с места, потом принялся пугать. Да что со мной может случиться во сне, в любом случае проснусь! Когда еще такое приснится…

Внезапно выразительное лицо капитана перестало быть не только довольным, но и самодовольным. Его лоб пошел глубокими морщинами, а он сам тяжело вздохнул, прежде чем сказать:

— Как еще более честный человек, должен поставить вас в известность, что я колдун. Настоящий колдун, волшебник, маг, как хотите. Если боитесь, как ваш слабоумный шеф, лучше откажитесь сразу.

Еще чего не хватало! Отказаться от компании колдуна, волшебника и мага? Где я в своей серой жизни видела волшебников? Да еще с изумительными искрящимися глазами? Отказаться от приключений, которые могут только присниться? Да ни за что!

— Не беспокойтесь, капитан, я вас не боюсь. Только скажите, как вас зовут? Или к вам можно обращаться только официально?

— Вам необязательно, вы не мой подчиненный, — к капитану немедленно вернулось довольное выражение, он ослепительно улыбнулся. — Зовите меня Расмусом.

Лифт плавно затормозил, двери с легким шорохом разъехались. Макмиллан снова крепко схватил меня за руку и в хорошем темпе поволок следом за собой. В одно мгновение одолев холл, мы выскочили на крышу, на посадочную площадку, где нас поджидал ядовито-красный флаер.

Капитан воткнул меня на заднее сиденье, сам брякнулся за управление. Не успела я и оглянуться, как мы уже неслись над городом. Черт его знает, может он и великий колдун, но бегает слишком быстро. Мне что, теперь придется, как привязанной, все время болтаться у него за спиной?

Флаер, заложив крутой вираж, развернулся к центру города. Макмиллан резко обернулся.

— Ничего, если мы по дороге заскочим в одно место? У меня срочное дело, но я быстренько. А?

— Не сомневаюсь, — фыркнула я. — Подожду.

— Вот и отлично! — капитан одним движением сбросил флаер на плоскую крышу центральной башни Космофлота. — Я сейчас…

Но сейчас постепенно превратилось в полчаса. Хотела бы я знать, что могло задержать этого стремительного типа? Наконец, капитан влетел в машину весь в мыле, с красными пятнами на щеках.

— Проклятые бюрократы! Еле отбился, и все из-за вас!

— Из-за меня?

— Ну, естественно, не из-за меня же. Моя безопасность их не колышет, — Макмиллан пыхтел от злости. — Они требовали от меня гарантий вашей безопасности! Идиоты! Как будто оттого, что я напишу им бумажку, гарантии появятся сами собой! Даже если распишусь кровью из собственного пальца!

— А вы… в самом деле?.. — я почувствовала растерянность.

— Еще не хватало! — капитан громко захохотал. — Не обращайте внимания, Холли! Просто имейте в виду, что мое чувство юмора временами становится довольно специфическим.

— Расмус, вы мне так и не сказали, для чего тащите меня за собой в таком бешеном темпе.

— Ты!

— Что?

— Расмус, ты…

— Хорошо. Ты мне так и не сказал…

— Не надо повторять, я и так все понял. Как абсолютно честный человек, я официально заявляю вам, Холли…

— Тебе!

— Отлично! Так вот, Холли, дорогая, официально заявляю, что вытащил тебя из твоей гнилой лавчонки вовсе не потому, что ты такой-разэтакий специалист высшего класса! Ты нужна мне совсем по другой причине, а подробности я расскажу тебе попозже. Не передумала еще? А?

Пф-фу! Надо же такому присниться! Ладно, пока в спину не дышит нечто страшное и рогатое, можно подождать просыпаться…

Кажется, в этом доме я живу, непонятно только, когда успела здесь поселиться. Впрочем, сон, он и есть сон, что с него возьмешь? Ха, а вон мои окна! Флаер присел на крышу. Интересно, в моем доме Макмиллан тоже собирается тащить меня за собой? Нет, вышел из машины, стоит, ждет. Ладненько, вперед.

Он вежливо брел за моей спиной, я неторопливо спустилась по лестнице, подошла к своей двери, оглянулась. Нет, вроде не злится, скорее, задумался. Человек, который приспосабливается к любым обстоятельствам? Таких не бывает. Но тут я вспомнила, что он колдун и маг. И вообще он мне снится, не более того. Да уж, идеального мужчину только во сне и увидишь...

Я, правда, не вполне была уверена, что капитан Макмиллан тянет на идеального мужчину. Скорее, как всегда, сделала стандартное допущение, которое до сих пор ни к чему хорошему не приводило. Черт подери, он что, в самом деле так сразу мне и понравился? Непричесанный, некрасивый, не очень-то вежливый… Искры в глазах? Во сне и не такое случается. Что еще? Остальное впереди, все тайное становится явным, как меня учили в детстве.

Ага, в этом доме у меня тоже бардак. Тряпки беспорядочно валяются по стульям, кружка с остатками кофе стоит на столе, рядом с кучей бумаг. Пепельницы не видать, похоже, во сне я не курю. И в самом деле, как можно курить, когда спишь? Так, тряпки в охапку.

— Расмус, устраивайся, пока я буду собираться. Выпить хочешь?

— Смотря чего, — согласился капитан, устроив себя в кресле. — Немного холодной воды, очень холодной.

Я быстренько пихнула шмотки на полку шкафа и отправилась на кухню. По дороге к холодильнику свалила грязную тарелку в мусоропровод, протянула руку к стакану. Неожиданно он медленно и плавно оторвался от полки и, вальяжно покачивая боками, самостоятельно поплыл к холодильнику. Хлопая глазами, я с открытым ртом наблюдала за его эволюциями.

Дверца холодильника приоткрылась, из нее легким движением выпорхнула бутылка с водой, на пару со стаканом они совершили несколько изящных танцевальных па, после чего стакан наполнился. Бутылка вернулась в холодильник, который закрылся сам собой, а стакан лениво обогнул меня, направляясь к дверям.

Я повернулась за ним вокруг своей оси, обнаружив, что капитан стоит, прислонившись к косяку, со счастливой физиономией наблюдая за моими реакциями. Он протянул ладонь, стакан осторожно приземлился на нее.

— Хотел облегчить тебе жизнь. И заодно немного развлечь. Получилось? — осушив стакан, весело усмехнулся Макмиллан.

Я покачала головой, но, конечно же, не выдержала и рассмеялась:

— Получилось. Доволен?

— А как же! — он весело фыркнул. — Поскорее шевелиться не можешь?

Стакан на приличной скорости своим ходом отправился в мусор. Я пожала плечами и фыркнула:

— Тоже мне, колдун. Да ты просто фокусник и клоун!

— Есть немного, — он подтолкнул меня в бок. — Поторопись, сил не хватает тебя дожидаться!

Я вернулась в комнату и замерла, вытаращив глаза. На полу стояла моя сумка, набитая и застегнутая, полностью готовая к употреблению. Нет, как хотите, а такое зрелище никакая женщина выдержать не в состоянии! Я зарычала от негодования:

— Это еще что такое? Ты что, рылся в моих вещах? И что ты в нее засунул?

— Еще чего! — капитан пожал плечами. — За кого ты меня принимаешь? Я просто велел ей собраться в дальнюю дорогу, она сама все сделала. Пошли!

Он подхватил сумку и рванул к выходу.

— Стой! — завопила я. — Откуда мне знать, что взяла эта безмозглая сумка?

— Не волнуйся, — Макмиллан снова вцепился в мою руку. — Там все, что ты обычно берешь с собой. И вообще, я не смотрел, как она укладывалась, успокойся! Ты же видела, я воду пил!

Воду он пил! Злодей! Только этого еще не хватало! Ну, если там не окажется нужных мне вещей… По стенке размажу!

— Не надо меня по стенке размазывать, в сумке есть все, что тебе может потребоваться!

— Ты что, еще и мысли мои читаешь! — я почти рассвирепела.

Он остановился посередине лестничного пролета, бросил сумку на ступени и принялся хохотать, схватившись за живот:

— Ты же себе под нос бормочешь всю дорогу! Во весь голос!

Нахохотавшись всласть, этот жуткий тип поволок меня дальше.

Вот и крыша, и красный флаер на ней, а там мои темные окна, затем освещенный центр города и, наконец, сине-зеленый лес за городом. За лесом розовая река, неяркие фонари фермерского поселка, потом туманные поля, чернеющий лес, желто-фиолетовое озеро, отражающее остатки заката. Еще одно озеро, на этот раз темно-синее, опять лес, совсем черный, наконец, бьющий по глазам из темноты свет прожекторов космодрома…

Флаер лихо брякнулся на посадочную площадку. Капитан неторопливо вышел наружу, галантно подал мне руку:

— У тебя остался последний шанс остаться, — он пристально взглянул на меня из-под прищуренных век.

Так, искры в его глазах я видела, но не успела рассмотреть, какого цвета сами глаза. Следовательно, нужно лететь, иначе так и не пойму, какого именно?

А зачем, собственно, знать, какого цвета глаза у этого кошмарного типа? На кой черт оно мне нужно? Вдруг это он и есть, страшный и рогатый? Не успеешь оглянуться, а он уже у тебя за спиной и тянет длинные руки прямо к шее. И не увернуться, не спастись… Только проснуться…

***

Телефонный вопль врезал по ушам так, что я едва не свалилась с дивана. Телевизор тихо потрескивал серым пустым экраном. В темноте, судорожно пытаясь нашарить телефон, я уронила трубку, она с грохотом брякнулась об стену. Кое-как поймав ее за болтающийся провод, с досадой поднесла к уху. Мне ведь снилось что-то такое… такое… приятное? Никак не вспомнить, черт!

Голос Натальи громом шарахнул по барабанным перепонкам:

— Что с тобой, мать? Я тебе звоню, звоню, а ты к телефону не подходишь! В могилу решила меня свести раньше времени? То у нее кофты разговаривают, то трубку не берет!

Пошарив по стене, я щелкнула выключателем, обнаруженным лишь с третьего захода. Свет так больно ударил по сонным глазам, что они сразу же заслезились. Потерла изо всех сил зажмурившиеся веки, проморгалась и взглянула на будильник. Ничего себе…

— Это ты меня скоро в могилу сведешь, — хмуро заметила я, чувствуя себя виноватой. — Два ведь часа ночи!

— А что мне оставалось делать? Сначала пугаешь меня до судорог, потом исчезаешь. Я, между прочим, тоже не сплю. Бегаю, как дура, по квартире, спать не могу, накурилась до зеленой рожи. Что с тобой случилось?

— Да ничего! Замоталась в твою кофтень, пригрелась, да и уснула нечаянно мертвецким сном, вот и все.

Наталья взвыла, едва не плача:

— Мымра ты! И из-за тебя я не сплю, идиотка!

— Вот именно. Было бы из-за чего переживать. Что со мной может случиться? А теперь я сон не могу вспомнить.

— Тебе еще и сны снятся? — Наталья разозлилась. — Так, завтра вечером, вернее, уже сегодня, я к тебе самолично заявлюсь расследовать обстоятельства.

— Конечно, если человеку приснился сон, то у него с головой точно не в порядке, — фыркнула я. — Ладно, приходи, и бутылку прихвати по дороге. Хотя нет, не надо, сама куплю, а то притащишь снова очередную несъедобную дрянь.

— Это была не дрянь, а ликер!

— Может, и ликер, но от него почему-то зубы склеивались, — ядовито возразила я. — Ну, все, успокоилась? Мне можно идти спать дальше?

— Да иди ты куда хочешь! — Наталья брякнула трубку.

— Спокойной ночи, — вежливо пожелала я телефонному гудку.

Но вместо того, чтоб идти досыпать, потащилась на кухню. Поставила чайник, вспомнила про бесполезно жужжащий телевизор, сходила, выключила. Мучительное стремление вспомнить, что же мне снилось, так и оказалось безуспешным. Что-то приятное или интересное, или то и другое вместе. Жаль, почему-то хорошие сны я запоминаю редко, а вот гадость всякую исправно помню.

Ох, просплю, застонал организм, не встать мне утром ни за что. Твои проблемы, злорадно ответила я, с наслаждением заваливаясь в кровать.

На этот раз мне не снилось ничегошеньки. Вяло прореагировав на будильник, то есть мужественно дождавшись, пока он вызвонит все, я крепко заснула дальше. Но надрывный звонок телефона все-таки вынудил меня проснуться и кое-как дотащиться до него. Так и есть, шеф, и совсем не добрый. Злой, вернее, злющий!

— Ты куда провалилась? — рявкнул он.

— Кажется, приболела. Голова просто отламывается, — простонала я тоном умирающего лебедя.

Получилось очень натурально, шеф поверил и смягчился.

— Ты что, серьезно? — встревожился он. — А как же статья?

— Статья здорова, — мрачно ответила я. — Может, я и не заболела, просто не выспалась из-за нее.

Шеф мой, когда дело доходит до работы, превращается прямо-таки в маньяка, но, в общем, он человек добрый. Поэтому меня нисколько не удивила его следующая реплика:

— Слушай, ты сможешь хоть после обеда приползти? Разговор есть, серьезный.

— Собрался в очередную телегу запрячь? — моя мрачность резко усилилась. — Такие разговоры у тебя только на одну тему.

— Ну, может, тебе еще и понравится. И в любом случае, кроме тебя, некому.

— Обрадовал, как всегда, — подвела я итог беседы. — К обеду постараюсь явиться.

— А статья?

— Почту чаще проверять надо, — буркнула я на прощание и повесила трубку.

Голова разламывалась, поэтому пришлось готовить себе крепкий чай. Стандартный рецепт от головной боли — двойная доза заварки прямо в чашке и двойная порция сахара.

Через полчаса я осторожно покачала головой — утихомирилась наконец-то. Вот и хорошо, теперь можно спокойно отправляться на работу. Решительно поднялась с табуретки и тут же вспомнила вчерашний вечер. А вдруг я действительно заболела, поэтому мне и мерещится всякая чертовщина?

Кофта мирно лежала на диване, не вызывая сверхъестественных ассоциаций. Подошла к ней, погладила. Мягкая, пушистая. Молчит.

Я окликнула ее:

— Шуба, ты все еще разговариваешь?

— У-у, — томно согласилась она. — Мне снился такой чудный сон…

— Мне, кажется, тоже, — вздохнула я. — Только я его забыла.

— Бывает, — посочувствовала Шуба. — Не переживай, другой приснится, не хуже. Иногда сны повторяются.

— Повторяется всякая гадость, а хорошие сны почему-то нет.

— Что тебе Ванька сказал? — неожиданно осведомилась Шуба.

— Ты и дальше собираешься утверждать, что не читаешь мои мысли? — укоризненно заметила я. — Откуда ты знаешь, как зовут моего шефа?

— Из ноосферы, я же тебе говорила, — рассмеялась кофта. — Не нужны мне твои мысли, своих вполне хватает.

— А где они у тебя помещаются? — развеселилась я. — У тебя ведь нет головы.

— В кармане, — хихикнула она. — С чего ты взяла, что твои мысли располагаются у тебя в голове?

— Ну, — я задумалась, — принято считать…

— Мало ли, что принято, — фыркнула Шуба. — Я думаю собой, целиком. Чем ты в принципе отличаешься от меня?

— Положим, я много чем от тебя отличаюсь. И булькает у меня обычно в голове. Так что, похоже, именно ей я и думаю.

— Лучше бы ты поменьше думала головой, а остальным организмом побольше, — интонации Шубы стали ехидными. — Результат был бы намного приятнее, я тебя уверяю.

— Ладно, уговорила, — я вспомнила, что пора собираться на работу. — Попробую, вдруг чего получится?

Свалив бумаги в сумку, я выползла на свет божий, который сегодня почему-то не хотел радовать глаз. Пасмурное небо низко нависло над домами, накрапывал противный мелкий дождичек. И так неприглядное серое здание института под дождем приобрело особенно отталкивающий оттенок.

Я решительно дернула тяжеленную дверь, привычно уперлась в нее боком, чтобы не треснула сзади по спине, есть у нее такая подлая привычка. Но в этот раз двери не удалось проявить зловредный нрав, потому что ее перехватил незнакомый высокий мужик. Мельком обратив внимание на его длинный, когда-то бывший белым плащ, я рванула к себе. Шеф уже бегал в нетерпении по коридору рядом с моим кабинетом.

— Наконец-то, еле тебя дождался, пошли, поговорить надо.

— Вань, дай хоть шкуру скинуть, — заныла я.

Шкура тут была совершенно ни при чем, просто хотелось кофе успеть перехватить. Но Иван оказался непреклонным и просто загородил собой дверь.

— Он сейчас явится, а мне нужно с тобой договориться до его прихода. Пошли, знаю я, чего тебе нужно. И чайник уже вскипятил, и кофе приготовил.

— Вань, — томно простонала я, — и чего я за тебя замуж не догадалась выйти?

— Сама виновата, — хладнокровно заметил шеф, увлекая меня к себе в кабинет. — Слишком рано замуж выскочила, слишком рано разочаровалась в мужиках. А теперь поздно. Мне уже есть, кому дома чайник ставить.

Брякнув на стол перед моим носом кружку, банку с кофе и чайник, шеф осторожно сообщил:

— Я тебя продал в рабство. Директор потребовал отправить ихтиолога в комплексную гидролого-гидрометеорологическую экспедицию. Его безумно интересует рыбное население эстуариев северных рек. Руководство договорилось без нас, теперь осталось нам столковаться.

— Ванька, ты что, совсем сдурел? — моему возмущению не было предела. — В экспедицию в такое-то время?

— Ну, еще сентябрь, еще тепло, — шеф отвел глаза.

— Это здесь тепло, а не на севере, — грозно заявила я. — И на сколько времени?

— На месяц, — почти прошептал Иван.

— Ну почему именно я? — мне хотелось зареветь в голос.

— А кого еще? — в порядке самозащиты взвыл Ванька. — Меня Машка сожрет, сам только что из полей вернулся, ты же знаешь! От Сереги толку ноль, хоть и видный из себя мужик, да малахольный. Танька слишком маленькая, куда ее. И кто остается? Только ты! Мужа нет, дети уже взрослые, дома не сидят, жрать не просят. Езжай, прошу тебя, умоляю, не подводи меня под монастырь.

В этот драматический момент дверь приоткрылась, и в кабинет вошло нечто длинноволосое, нечесаное, сутулое, в длинном плаще, который когда-то давно был белым, с длиннющим шарфом на шее. Похоже, тот самый тип, который не позволил входной двери пнуть меня под зад. Он хлюпнул простуженным носом и гнусаво произнес речь следующего содержания:

— Г-г-где т-т-твой их-х-хтиолог, В-в-ванька?

— Вот она, — испуганно ответил шеф. — Ты что, заболел?

— К-к-как в-в-видишь, — сердито фыркнул вошедший. — Т-т-ты что, з-за-зараза, н-не мог м-мне м-мужика д-д-да-дать?

— Где я тебе его возьму? — уныло поинтересовался у него шеф. — Эта дама любого мужика жгутом скрутит, двоих сыновей, как никак, одна на ноги поставила.

— Д-д-да? — усомнился посетитель. — Б-б-больно х-х-хлипкая на в-в-вид. К-к-кофе н-н-налей, ч-ч-что ли… З-замерз к-к-как с-собака!

Из-под растрепанной шевелюры на меня сердито посмотрел покрасневший больной глаз. Распухший красный нос злобно нацелился в мою сторону.

— Д-д-да-да-дав-в-вайте з-з-зна-знакомиться, р-р-раз уж д-д-деваться н-некуда. Я н-начальник эксп-п-педиции, Р-роман. А в-вы?

— Ольга, — вздохнула я. Еще и заика, только этого мне не хватало.

Он подозрительно посмотрел на меня уже двумя красными глазами.

— Х-х-хочу в-вас п-п-пред-д-дупредить, ч-что п-п-потом я м-м-меньше с-с-ст-тану з-з-за-за…

— Роман безобразно заикается, только когда волнуется или злится, но обычно все не так страшно, — перебив посетителя, пояснил Иван, нервно хихикнув. — Мы с ним с одного курса. Экзаменаторы его ненавидели.

— М-меня д-до сих п-пор б-б-бухгалтерша н-ненавидит, — согласился Роман. — М-можно, я в-вас Олей б-буду з-звать, м-мне т-та-так легче в-выговаривать?

— Зовите, не жалко, — пожала я плечами. — Когда отправляться-то?

— П-по-послезавтра, — он чуть не поперхнулся, отхлебнув слишком горячий кофе.

— Это что, неудачная шутка? — я выразительно поглядела на шефа.

Но Ваньке уже все было до лампочки.

— Директор сказал, что тебя будет собирать хоть весь институт, если понадобится. Лаборатория-то уж точно в полном составе. Сборы беру на себя, не волнуйся.

— Черт с вами со всеми, тогда я сваливаю домой, — я смирилась с неизбежностью, но на всякий случай уточнила: — И голова о сборах у меня совсем не болит, да, Ванечка?

— Все будет в полном порядке, — шеф чуть не плясал от радости.

— Д-дайте м-мне в-в-ваш т-те-телефон, Оля, — повернулся следом за мной Роман.

Его лицо выглянуло из-под волос, и оно показалось мне знакомым. Чиркнув на клочке бумаги номер, протянула ему, присмотрелась. Да, теперь я была абсолютно уверена, что где-то его уже видела. Но где именно? Не помню, чертовщина какая-то!

Роман пропыхтел сквозь носовой платок:

— З-з-зав-в-втра в-веч-чером з-звякну, ок-кончательно д-дог-говоримся.

— Отлично! За командировочными завтра заскочу. Пока, ребята! — я беззаботно вылетела из Ванькиного кабинета.

Мысли уже начали раскладывать дела по полкам: первым делом пришить оторвавшуюся лямку комбинезона, купить новые шнурки к полевым ботинкам, собрать рюкзак, написать детям, разморозить холодильник, договориться с Наташкой, чтобы поливала цветы. А, совсем забыла, она же сегодня вечером грозилась притащиться на предмет обследования моего психического здоровья. Ну и ладненько, все сразу и обсудим, все и решим.

По дороге пробежалась по магазинам, купила бутылку сухого вина, шоколадку для Натальи, себе шнурки и кучу других полезных в хозяйстве мелочей. Дома выволокла с антресолей рюкзак и комбинезон, которые были уже аккуратно упакованы на зиму, как оказалось, понапрасну. Бегая по квартире, все собрала и, сообразив, что Наталье пора бы уже и быть, а ее до сих пор нет, направилась к телефону.

Что-то все мои планы на жизнь в последнее время идут наперекосяк… Наталья разговаривала таким голосом, как будто внутри у нее поселился медведь:

— Не приду я, заболела, где-то инфекцию хватанула. Когда и успела? Это ты виновата!

— Я?! Почему? — я была искренне поражена.

Она зашлась лающим кашлем и сквозь него кое-как прохрипела:

— Может, если бы не перенервничала из-за тебя, то и не заболела бы…

— Сейчас! Такой кашель на нервах не отрастить, — мне стало грустно. — А я бутылку купила для наших посиделок. И вообще, послезавтра в экспедицию уматываю, на север. Так что выздоровеешь, заскочи мои цветочки полить.

— Какую еще такую экспедицию в такое время? — приступ кашля не позволил Наталье полностью выразить всю глубину ее недоумения.

— Гидролого-гидрометеорологическую!

— И как у тебя язык поворачивается такие жуткие слова выговаривать? Надолго?

— На месяц, — я вздохнула. — И начальник у меня натуральный за-за-заика.

— А он женат? — немедленно оживилась болящая.

— Да откуда мне знать, не спрашивала! — рассердилась я. — Опять тебя в ту же сторону понесло. С ним и разговаривать-то невозможно. Пока дождешься, чего скажет. Тьфу на тебя, иди, болей дальше. Пока.

Сообразив, что холодильник можно и завтра разморозить, я собралась немного поваляться на диване перед телевизором. Включив ящик, завернулась в мохнатый уют разумного, или, по крайней мере, разумно выражающегося мохера. Шуба лениво, но ехидно прокомментировала слюняво-розовый эпизод сериала, бушующий на экране, но я уже ничего не замечала, потому что сон успел вцепиться в меня мертвой хваткой. …С чего бы мне так спится в последнее время, только и успела подумать я.

***

— Холли, проснись! Ну, ты и спать! — прогудел над ухом насмешливый голос капитана Расмуса Макмиллана.

Сладко зевнув, я повозилась в огромном, мягком кресле, в котором меня поймал и сморил сон. Приподняла непослушные веки и сквозь сонную пелену разглядела капитана, который возвышался надо мной, скрестив руки на груди. Разве я не только что уснула? Меня одолевала зевота, просыпаться совсем не хотелось.

Расмус, скептически покачав головой, уселся за столом напротив.

— Наконец-то, — довольно усмехнулся он. — А то я уже начал беспокоиться, что ты проспишь всю дорогу.

— Не такая уж я и засоня, — хмуро проворчала я, вяло размышляя над тем, как у меня получилось заснуть там, на диване, а проснуться здесь, в кресле?

— Ни к чему столь откровенно врать, — захохотал Расмус. — Ты настоящая, полноценная, стопроцентная соня, с чем тебя и поздравляю. Может, тебе чаю горячего? Или холодная вода за шиворот сработает эффективнее? А?

— Только попробуй! — содрогнувшись от живо представившейся ужасающей картины, я, наконец, проснулась окончательно (или заснула?) — Но чай… Да, это было бы хорошо!

— Ты какой любишь?

— Очень крепкий, очень сладкий, но не очень горячий, — размечталась я.

— Пожалуйста, — он вытянул лапу, звонко щелкнул пальцами, и передо мной образовалась исходящая паром чашка, похожая на тюльпан, красивая, тонкостенная, с синими цветами на боках.

Я сунула в нее нос. Чай, в самом деле, крепкий, душистый чай. Подняв глаза на капитана, с сомнением спросила:

— А чем наколдованный чай отличается от обыкновенного?

— Обычно он намного вкуснее, — его самодовольству не было пределов. — Пей быстрее, дел много.

— Каких еще дел? — чай оказался самой той, нужной температуры, когда он еще не остыл, но и язык уже не обжигает. И вкусный, капитан не обманул, просто изумительный. — А я не превращусь от этого чая в какую-нибудь жабу зеленую?

— В зеленую жабу или кого пострашнее, голубушка, я тебя сам превращу, если не прочухаешься в ближайшее же время, — нетерпеливо заерзал на своем месте Расмус, сделав страшное лицо. — И без всякого чая, между прочим!

Не знаю, почему окружавшие капитана люди так его боялись, меня ему напугать не удалось. Спокойно выпив замечательный чай, успела пожалеть напоследок о том, что таким вкусным он оказался только во сне, и собралась поставить чашку на место. Но не успела донести ее до стола — она растворилась в воздухе.

Я вздрогнула и охнула от неожиданности, а Расмус презрительно фыркнул:

— Было бы из-за чего переживать, пора бы уже и привыкнуть!

На столе появилась длинная нить. Капитан взял ее в руки, после чего она распалась на две половины. Он стащил со своего мизинца кольцо, продел в него нитку, завязал концы узелком и спокойно заметил:

— Рекомендую проделать тебе то же самое со своим.

Но я не могла оторвать глаз от кольца, которое он снял с себя. Точно такое же, как на моем среднем пальце левой руки, серебряное, с тонким восточным узором, один к одному.

Расмус досадливо наморщил нос.

— Холли, прекрати впустую пялить глаза! Да, оно такое же, как и у тебя. А как иначе мы сможем с тобой настроиться? А?

Я вперила в него бессмысленный взгляд.

— Ты что, издеваешься надо мной? Откуда я знаю, как мы можем настроиться, не говоря уже о том, что у меня нет никакого понятия, зачем, собственно?

Эта зараза довольно усмехнулась:

— Есть, немного издеваюсь, конечно. Люблю эффекты, что поделаешь, — и сразу же стал серьезным. — Холли, дорогая, нам придется работать вместе. Чтобы мы могли делать это легко и качественно, нам следует настроиться друг на друга. Поэтому снимай свое кольцо, спокойно, обстоятельно, неторопливо вставляй в него нитку. Так, замечательно. Теперь подними над столом и держи, пока оно не начнет раскачиваться.

Я пожала плечами, фыркнув:

— Тоже мне, невидаль! Я могу сделать так, чтобы оно качалось справа налево или наоборот, даже могу заставить его ходить по кругу.

— Знаю, — Расмус пристально посмотрел на меня. — Знаю, но нам предстоит добиться, чтоб наши кольца качались в унисон. Бери!

Я взяла нитку, поставила локоть на стол, и принялась наблюдать за своим кольцом. Оно, немного подумав, начало медленно раскачиваться, постепенно увеличивая размах колебаний. Кольцо капитана равномерно, как настоящий маятник, уверенно ходило из стороны в сторону.

Он отрывисто произнес:

— Сначала сделай так, чтобы они двигались параллельно!

Надо признать, это получилось у меня довольно быстро, почти без усилий. Во сне любые чудеса получаются легко. Два одинаковых кольца качались из стороны в сторону параллельно, только каждое со своей амплитудой.

Расмус, не сводя глаз с моего кольца, бросил:

— Внимательно смотри на мое, и представляй, что оно раскачивается в твоей руке!

Я попыталась последовать его указаниям, но в результате только безуспешно вспотела (это во сне-то?)

Он нахмурился:

— Забудь про свое кольцо! Как будто его нет! Раскачивай мое, качай его сама!

— Сразу надо было давать точные указания, — огрызнулась я.

Кольца начали подстраиваться к движениям друг друга, пока не стали двигаться в одном ритме. Довольный Расмус с облегчением рассмеялся:

— Умничка! Просто замечательно получилось!

Он дунул на мой вспотевший лоб, который немедленно высох, поймал мое кольцо, другой рукой протянул мне свое:

— Забирай и одевай! Есть надежда, что наши усилия были не напрасными, и мы с тобой сработаемся! Ура!

Я взяла с ладони Расмуса его кольцо и надела на свой палец — никаких отличий от того, что сидело на нем раньше. Он натянул кольцо, только что бывшее моим, на свой мизинец, и гордо покрутил им у меня перед носом.

— Видишь? Теперь это мое, и ты не представляешь, насколько мне оно нравится, как и его бывшая владелица, впрочем. Кажется, с тобой будет легко!

Я засмеялась, настолько его возвышенные чувства не вязались с ситуацией. Было бы, из-за чего переживать!

— Может, ты скажешь, наконец, ради чего меня сдернули со стула в лаборатории? Чем мы с тобой будем заниматься? Я ведь могу и умереть от неутоленного любопытства.

— Скажу, но чуть позже, когда немного привыкнешь.

— К чему это мне нужно привыкать? — с подозрением покосилась я на его хитрющую морду.

— Ко всему, ко всему, — пропел Расмус, поднимаясь из-за стола. — Ко мне, к кораблю, к обстановке, к себе. Пошли знакомиться с моим экипажем.

— Расмус, — спросила я его по дороге, — а в Космофлоте много таких, как ты? Я имею в виду, колдунов и волшебников?

— А я уж испугался, что тебя интересует, сколько там фокусников и клоунов? — захохотал он. — Нет, дорогая, я там один такой, великий и ужасный.

— Единственный и неповторимый, — засмеялась и я. — А как ты стал колдуном?

— А никак, — невозмутимо ответил он. — Я просто им родился.

Экипаж в количестве одна штука, взволнованно ожидающий встречи в кают-компании, оказался сугубо мужским. Похоже, капитан был вовсе не таким душкой, каким показался мне, ибо его подчиненный штурман-механик таращился на него с изрядным подозрением. Я бы таким взглядом уставилась на крокодила, если бы он уселся рядом со мной за стол. Так, на всякий случай, слегка бы приглядывала за ним. Даже во сне. Особенно во сне…

***

На этот раз меня разбудил звонок в дверь. Черт, кого могло принести в такое время? Наталья болеет, а больше, вроде, и некому. Между прочим, сколько сейчас этого самого времени? Будильник сообщил, что всего-навсего половина девятого. Самое то для гостей…

Зевая во весь рот, я добрела до двери, за которой обнаружился давешний Роман. Ничего себе, это что, собственно, значит?

— П-п-прошу п-п-прощения, Оля, — он внезапно покраснел. — М-м-можно?

Мне всегда казалось, что взрослый мужик не способен смутиться до помидорной окраски в принципе, но Роман как-то ухитрился это сделать. Очень мило, конечно, но при первом знакомстве он не произвел на меня впечатления особо робкого человека. Я пожала плечами и впустила его.

— Я в-в-взял в-в-ва-ваш ад-д-дрес у В-в-ваньки, — после неловкой паузы выдавил он из себя. — Ч-ч-честно г-г-говоря, мне оч-ч-чень т-т-трудно г-г-говорить п-по т-те-те-телефону, еще т-т-руднее, чем т-так.

Боже, как невыносимо трудно слушать подобную речь, начинаешь мучительно страдать вместе с ним!

— Ох, — не сдержалась я. — Мне тоже трудно с вами разговаривать. Чаю, может быть? Или кофе?

— К-кофе, — Роман повесил плащ на вешалку, а шарф обмотал вокруг шеи. — С-со м-мной н-не т-трудно р-разг-г-говаривать, м-меня т-т-тяжело слушать, я знаю.

— Башмаки можете не снимать, если хотите, — заметила я, когда он наклонился к своему ботинку.

Не люблю утруждать своих гостей, во-первых, а во-вторых, у мужиков регулярно приключаются носки с дырками, то на пальце, то на пятке, это всегда мешает нормальному общению. Сидят, ноги под себя поджимают, стесняются.

— С-спасибо, н-но на улице в-все-т-таки г-грязновато, — откликнулся Роман. Стаскивая с ноги башмак, он заметил себе под нос:

— Я т-только с-сейчас с-сооб-б-бразил, что р-р-азбудил в-вас. У в-вас на щ-щеке отпечаток от к-к-офты.

Я повернулась к зеркалу, пригляделась. И в самом деле, красноватое пятно от воротника, на котором можно различить даже отдельные петли. Черт, опять забыла, что мне снилось! Вздохнув, я остервенело потерла щеку. Ну почему обстоятельства вечно складываются таким гнусным, противоестественным образом?

Выковыряв из-под полки тапки сорок последнего размера, принадлежавшие старшему сыну, протянула их гостю.

— Влезайте. Пойду, чайник согрею. Проходите…

И все-таки, где я могла с ним раньше встретиться? А, собственно, чего страдать попусту? У шефа, небось, и видела, как-нибудь, мельком, увидела и забыла. Бывает, чего уж там. Я ведь вечно бегом бегаю, людей не успеваю по дороге замечать, пока за ногу не схватят, чтобы поздороваться. Могла на периферии какой-нибудь конференции встретить, да мало ли где, чего меня так заело?

Поставив чайник, метнулась в ванную, сполоснуть сонные глаза. Пятно по-прежнему сидело на щеке. Ладно уж, переживу как-нибудь. В экспедиции этому типу еще и не такое доведется увидеть на моей чувствительной физиономии. Нос, к примеру, краснеет при малейшем похолодании, а все остальные части лица пухнут от ветра и дождя при любой температуре.

— Выпить хотите? — спросила я своего будущего начальника.

— Т-только н-не в-водки, н-не люб-блю я ее, н-невкусная она, — поморщился он.

— Я сегодня сухого вина купила, — и поставила бутылку на стол. — Подругу ждала в гости, но она внезапно разболелась. Правда, у меня есть почти нечего, опустошаю холодильник перед отъездом.

— У м-меня в х-холодильнике п-почти в-всегда п-пусто, — грустно заметил Роман. — К-как т-только нак-куплю еды п-побольше, обязательно п-притащится какая-н-нибудь с-сволочная с-са-саранча и в-все п-пожрет.

— Ну, — я задумалась, — в принципе, можно до магазина слетать, если очень есть хотите.

— Л-лень, — отказался он. — Я н-набегался по л-лужам, з-з-замерз, устал, х-хочу п-посидеть с-спокойно.

Я вытащила из холодильника остатки сыра, в хлебнице обнаружился черствый кусок булки. Украсила скудный натюрморт шоколадкой, припасенной для Натальи, вздохнула:

— М-да, негусто, даже неловко.

— Б-бросьте, Оля. Не м-мельтешите из-за м-меня, я этого н-не люблю, — Роман начал намного меньше заикаться, его уже можно было слушать почти без напряжения.

— Не буду, так и быть, — я поставила на стол бутылку. — Только штопора, у меня, к сожалению, нет. Старый сломался, а новый все забываю купить.

— Это не п-проблема, — гость вытащил из кармана складной нож, извлек из него штопор. Пробка сопротивлялась недолго, он разлил вино по стаканам. Почти сразу забурлил закипевший чайник.

Я спросила Романа:

— Может, сначала кофе, чтобы согреться?

— Лучше и т-того, и д-другого… М–можно?

Пошарив на полке, достала банку с кофе:

— Будете растворимый или вам нормального сварить?

— Оля, п-перестаньте н-нервничать, — попросил Роман. — Н-не надо н-ничего варить. Выпью и р-растворимый, я к в-вам п-поговорить п-п-пришел, а не к-кофеи распивать. Д-давайте з-за з-з-знакомство.

— Д-давайте, — я осеклась. — Черт, простите меня, я не дразнюсь.

— Уже п-привык. Особо в-п-п-печатлительные н-натуры р-рядом со мной ч-часто начинают з-з-за-заикаться, — он улыбнулся.

Улыбка преобразила его некрасивое лицо, и передо мной оказался совершенно другой человек, совсем не та злюка, которая злобно фыркала днем в кабинете шефа. На распухшем от насморка носу Романа я разглядела бледные веснушки. Наверное, летом станет совсем пестрым. Рыжий, рыжий, конопатый… Не рыжий, конечно, но определенно рыжеватый.

— Я, п-пока сидел у В-ваньки, п-посмотрел инст-титутский сборник, обратил в-внимание на п-пару ваших статей. П-пишете вы, к-конечно, по-женски, но м-мыслите по-м-мужски. М-мне п-понравилось…

— Не могу сказать, что воспринимаю ваши соображения, как комплимент. Все-таки мне кажется, что женщина должна быть женщиной, а мужчиной должен быть только мужчина.

— Д-да? П-пожалуй, я с вами соглашусь. Мне к-кажется, что вы к мужикам не очень хорошо относитесь, я п-прав?

— Не задумывалась, если честно, — усмехнулась я. — Думать мне, в основном, некогда.

— М-да, вы н-настоящий д-дип-пломат, — ответил он. — Я, собственно, чего п-приперся… Мне д-действительно трудно разговаривать п-по телефону с н-незнакомыми людьми. Р-раз уж с-судьба нас с вами свела, н-надо п-познакомиться п-поближе. Х-хотя д-думаю, что В-ванька, п-подлец, мог бы и мужика подыскать для меня. Я, ч-честно, не люблю смотреть на женщин, замученных работой. М-мне кажется, ч-что у них несколько д-другое предназначение. …Ч-чего-то меня в сторону п-повело. Так вот, В-ванька сказал, что в-вы можете не б-беспокоиться, он все оборудование для в-вас соберет. И д-деньги з-завтра будут.

— Вы знаете, Рома, я и не собиралась беспокоиться, — голова моя начала медленно, но верно косеть, только этого мне еще и не хватало. — Я вообще редко этим занимаюсь. Не то, чтобы я была совершенной пофигисткой, но… Как бы вам это объяснить? У меня обычно получается все, что я хочу, поэтому поводов для беспокойства у меня не так и много.

— Н-но все-таки они есть? — уточнил Роман.

— В общем, у меня их всего два, — мне стало смешно, — это пара моих сыновей. Оба редкостные обалдуи, но мне нравятся. Все остальное меня мало колышет. Я надеюсь, кто-нибудь среди ваших людей умеет сети ставить? Одной трудновато…

— Д-да что там, сети наши мужики умеют ставить, все классические б-браконьеры, и я в том числе, так что м-можете не переживать. Я, н-наверное, п-показался вам сегодня н-невежливым?

— Мягко сказано, — я захохотала.

Что-то моя голова совсем поплыла. Как там Шуба выразилась? Против симпатичного пиджака можно и не устоять? И чего я в нем симпатичного нашла?

— П-приношу в-вам свои извинения, — Роман снова улыбнулся. — Н-на самом деле я не то, чтобы с-совсем з-злодей, но изредка с-случается. В общем, т-так. П-послезавтра, в ш-шесть утра, з-заеду за в-вами на машине. В-все ваше оборудование я беру на с-себя. А с-сейчас п-прощаюсь. Спасибо за кофе. Р-рад был познакомиться.

Что мне оставалось делать? Я пожала плечами, проводила его и в грустях брякнулась на диван.

— Шуба!

— Что случилось? — встрепенулась она.

— Мне встретился симпатичный пиджак. И я не знаю, что делать.

— Ничего не делай, — деловито посоветовала она. — Плыви по течению.

— А если пороги попадутся? — мне неожиданно захотелось заплакать.

— Утонуть-то всяко не утонешь, — успокоила она меня голосом любящей бабушки, — в худшем случае промокнешь, в лучшем — обойдется Кто знает, что нас ждет впереди? Иди-ка ты спать, голубушка.

***

Заснув, я проснулась, как обычно. Вернее, начала уже привыкать к этой двусмысленной ситуации. Но до сих пор, кажется, просыпалась оттого, что меня будили… или нет? Что-то у меня в голове полная каша образовалась. Так! Я проснулась. Где?

Вокруг меня светло-серые глухие стены. Впрочем, не совсем. На одной стене висит картина, вполне абстрактная, что-то желто-черное, вызывает ассоциации с летом, осами… и болью. Почему? Не знаю, может, оттого что я боюсь ос, пчел и всего желто-черного? Может быть… а может и не быть… Нервы раздражены… почему? Что-то не так идет, что-то неправильно. Почему? Не понимаю…

Кое-как выбралась из постели. На привинченном к полу, хилом от изящества стульчике висит...

Конец ознакомительного фрагмента Купить книгу